Всю дорогу Ульрика находилась в забытьи. Когда первый раз открыла глаза, Загряжского рядом уже не было. Рядом с каретой послышался его энергичный голос. «Неужели был этот жуткий разговор? – с внутренним содроганием подумала она. – Нет, это сон, просто страшный сон. Забыть, всё забыть…» И она, со стоном откинувшись на подушки, опять впала в странное состояние между нереальностью и явью. Позади остались горы, потянулись навевающие печаль равнины, тучи свинцовыми клубами нависли низко над землёй, накрапывал монотонный нескончаемый дождь. Они проезжали мимо каких-то неказистых домишек, чумазые мальчишки бежали за экипажем. Потом природа стала меняться: экипаж въехал под сень деревьев, покрытых золотым убором, опавшая листва шуршала под колесами кареты, цокали подковы пофыркивающих лошадей. Всё словно сквозь какую-то дымку. Пару раз Загряжский подъезжал к окну кареты, заглядывал внутрь, но Ульрика закрывала глаза, не в силах ни смотреть на него, ни, тем более, о чём-то разговаривать. Остановки на постоялых дворах тоже для неё были как бы через силу. Так в гнетущем молчании и проследовали весь путь. И одному, и другой трудно было начать разговор, да и Ульрика за дорогу совсем обессилела.
Впереди показалось имение Кариан. Вот и знакомые ворота усадьбы. Иван отдал приказание офицерам, и они, пришпорив лошадей, ускакали. Карета въехала за ворота и по подъездной аллее приблизилась к входу в господский дом. Загряжский, утихомирив переполошившуюся дворню, не ожидавшую приезда господ, помог Ульрике добраться до спальни и поручил заботам крепостных девушек, которые помогли снять и унесли верхнюю одежду. Затем, наказав ей отдыхать и набираться сил для дальнейшего пути до родового поместья, сказал, что должен отправиться в полк, посмотреть, как расквартированы драгуны, поцеловал жену в лоб и отбыл из усадьбы.
Ульрика сказала девушкам, чтобы они оставили её одну, полежала немного в тишине, прислушиваясь к толчкам ребенка внизу живота, встала, прошла мимо потрескивавших поленьев в камине и подошла к большому окну. За ним в парке у дома буйствовала осенняя листва: золотились и краснели всё ещё пышные клены, желтели лиственницы, выделялись яркими красками ягоды боярышника и рябин. По стволам сосен, легко взлетая с ветки на ветку, промчалась пара белок. Весело щебетала стая синичек возле приспособленной к стволу кормушки. «Вот она жизнь, – подумала загрустившая молодая женщина, – ещё совсем недавно зеленела свежестью эта листва, но вот наступили осенние дни, и зелень увяла, засохла, словно и не радовала глаз богатством зелёных оттенков. Так и я, кажется, совсем недавно, охваченная бурей страстей, кинулась в них, не задумываясь, упиваясь неожиданно обретённым счастьем. Где оно? Что-то сломалось в отношениях с Йоханном и никак не хочет восстанавливаться».
Ульрика подошла к образам, висевшим в углу, и, отрешившись от всего, тяжело встав на колени, начала горячо молиться.
Тихонько вошла девушка с подносом, на котором была чашка с чаем и свежие пирожки на блюде, сразу же наполнившие своим ароматом воздух в комнате, и так же тихо удалилась, чтобы не помешать барыне.
Помолившись до самозабвения и только слегка пригубив чай, Ульрика легла в постель. Усталость взяла своё, и она сама не заметила, как забылась глубоким сном.
* * *
Проснулась она так же неожиданно, как и заснула. За окном было темно и тихо. Дождь перестал. На камине в подсвечнике горели свечи, отбрасывая на стены причудливые тени. Ульрика накинула на плечи шаль и вышла в гостиную.
– Барыне что-то угодно? Ужин подавать? – спросила миловидная девушка с чудесной русой косой ниже пояса, тут же кинувшаяся к хозяйке.
– Нет, милая, попозже, – рассеянно оглядываясь вокруг, ответила Ульрика, – мне бы хотелось пройтись к реке, подышать воздухом. Как зовут-то тебя?
– Катя.
Девушка вышла и быстро вернулась с верхней одеждой:
– Барыня разрешит мне сопровождать её? – застенчиво спросила она. – Темно, сыро, мало ли что? А барыня на сносях.
Ульрика не возражала.
Вот и знакомая аллея, по которой они с Йоханном, обнявшись, спускались к самой кромке берега. То же место, утки в надежде на корм дружно поплыли в их сторону, не видно чаек и нет дивной пары лебедей, которой она любовалась, находясь в объятиях любимого, и воспоминание о которой всегда согревало теплом её душу. Как всё изменилось с тех пор. Где тот порыв души и светлые надежды, столь горячо лелеемые в сердце? Куда-то ушла уверенность, и ощущение невосполнимой потери овладело ею. Когда же это произошло? Теперь уже и не вспомнишь. Не с кем поделиться, некому излить душу, не у кого спросить совета. Тоска. Постояв отрешённо у реки в состоянии отчаяния и растерянности, сопровождаемая Катей, Ульрика вернулась в дом.
* * *
Напрасно Ульрика весь вечер прождала мужа. Загряжский в имении так и не появился.
