Павел Андреевич сидел на упакованных коробках с вещами и оглядывал пустую квартиру. Почти всю мебель уже вывезли, остались только кровать в спальне, диван в большой комнате, который ему не пригодится, и кухонный гарнитур.
Всю ночь он бродил по своей трёхкомнатной квартире, в которой много лет прожил со своей женой Любой. Два года назад Павел Андреевич похоронил её, но до сих пор эта боль не отпускала его. С одной стороны, он был рад сменить обстановку, но с другой –ему не хотелось уезжать из этого обжитого места, где каждый квадрат площади имел свои воспоминания, да что там воспоминания, ему казалось, что он прирос к этой квартире и пустил корни.
Он тяжело вздохнул и опять посмотрел на фотографию, которую держал в левой руке. Это был их последний снимок на праздновании её дня рождения. Через месяц он овдовел, а на фото она смотрела на него любящим взглядом и улыбалась. Он невольно вспомнил, что она всегда была улыбчивой. По молодости её улыбка была соблазнительной, позже, когда родился сын, улыбка стала нежной, любящей, а в последние годы она улыбалась душой, так казалось Павлу Андреевичу. При любых жизненных обстоятельствах её искренняя улыбка, то лукавая, то озорная, то грустная, то ободряющая, всегда была гарантом, что всё будет хорошо. Конечно, жена могла быть и жёсткой, и строгой, но никогда не могла долго сердиться и обижаться. Махнёт непроизвольно рукой в сторону объекта раздражения, обязательно пойдёт в ванную, умоется под сильной струей холодной воды и выходит уже с улыбкой на лице. И как будто солнце взошло и тучи развеялись.
На свой последний день рождения Любаша приготовила шикарный ужин – всё, что любили близкие. За праздничным столом её сердечно поздравляли. Сначала он сам произнёс нежные слова, а потом поздравил сын Сергей. Он очень был похож на мать и даже говорил чуть протяжно, как она, правда, при этом постепенно повышал голос, наверно, чтобы все его внимательно слушали, оно и понятно, ведь он был руководителем большой фирмы. И его внешний вид соответствовал должности: прямой взгляд карих глаз, широкие плечи были расправлены, и казалось, что его шея с достоинством держит его умную голову. Роста Сергей был среднего, короткая стрижка тёмных волос обнажала на затылке намечающуюся лысину, уши и нос были немного крупноваты, но, когда он улыбался, его глаза светились, и это располагало доверием к нему. Покушать он любил всегда, но вес держал в норме, и всё же к 45 годам уже разрастающийся животик стал предательски давить на пуговицы рубашки, хотя это не портило его внешнего вида, а даже придавало сыну солидности. Когда заостряли на этом внимание, он слегка похлопывал себя по животу и с удовольствием говорил, что это разрастается гастрономическая любовь жены и мамы к нему. Люба любила на него смотреть в эти минуты и очень гордилась им, а когда он ласково и торжественно превозносил роль матери в его жизни, то у неё всегда слезились глаза. Сын и отца также почитал, но маму он выделял особенно.
Ночь прошла. Было около семи утра. Внук Дима обещал приехать к 10 часам, чтобы перевезти деда в свою однокомнатную хрущёвку. Дед сам предложил поменяться, когда узнал, что жена внука беременна. Молодые были очень довольны обменом, а пожилому человеку было в радость предоставить им более комфортные условия для проживания.
Павел Андреевич понимал, что ему тяжело будет привыкнуть к новому месту, а может и вовсе не приживётся, но успокаивал себя тем, что поступил правильно. Он посмотрел на пустую стену. Светлое пятно на потемневших от времени обоях напомнило ему о любимой картине жены, которая висела на этом месте. Они вместе купили её пять лет назад у местного художника. Сюжет был простой, но жена увидела в нём глубокий смысл:
– Смотри, мужчина и женщина уже в возрасте, стоят на фоне цветочного павильона, в витринах которого красуются шикарные букеты, а он ей дарит простые полевые цветы. Как символично, ведь сейчас, когда много прожито, ценишь именно самое простое, но очень душевное, особенно в отношениях, – сказала она тогда.
«А куда они дели эту картину? – подумал он. – Зря я, наверно, полностью доверил им перебрать вещи и перевезти их. Надо будет спросить про неё».
Дима приехал на полчаса раньше обещанного и с порога стал задавать вопросы:
– Ну, что, дед, готов? Привет. Как настроение? Вижу не очень. Не переживай, у тебя там будут подружки, – и, заметив укоризненный взгляд деда, продолжил менее напористо: –Ладно, это я просто так. Я имел ввиду твоих соседок. На первом этаже, как раз под твоей квартирой, живёт баба Лара, твоя ровесница. Ей тоже, по-моему, 70 лет. Сплетница ужасная и, к тому же, злая на весь мир. По ее мнению, все воруют, пьют и разваливают страну. Передач насмотрится по телеку и обсуждает целый день на лавочке с бабой Клавой. Та живёт на третьем этаже. Она, правда, более спокойная и даже приветливая. Как они вместе общаются–не знаю. Есть ещё какие-то тётки в другом подъезде, но про них ничего не знаю. Сам разберёшься. Уверен, они тебя без внимания не оставят.
Павел Андреевич молчал и зачем-то переходил из одной комнаты в другую и обратно, пока внук снабжал его ненужной информацией. Входная дверь была открыта, и в квартиру зашли два рослых парня.
