Книга первая. Пришествие марсиан
I
КАНУН ВОЙНЫ
В последние годы девятнадцатого столетия никто не поверил бы, что за делами земной цивилизации зорко и внимательно наблюдал разум, еще более могучий, чем человеческий, хотя и не менее подверженный смерти; что в то время как люди занимались своими проблемами, их исследовали и изучали, быть может, почти так же тщательно, как человек, обладающий микроскопом, изучает короткоживущие создания, что кишат и размножаются в капле воды. С бесконечным самодовольством сновали люди по всему земному шару, занимаясь своими делишками и пребывая в безмятежной уверенности, что они и есть владыки материи. Возможно, инфузория под микроскопом пребывает в той же уверенности. Никто не задумывался о том, что более старые планеты – источник опасности для человеческого рода, а если кто и задумывался, то сразу же отбрасывал эту мысль, ибо сама идея, будто на этих планетах есть жизнь, казалась ему невозможной и невероятной. Любопытно вспомнить некоторые представления, бытовавшие в те давно ушедшие дни. В лучшем случае земные люди могли вообразить лишь то, что если на Марсе и обитает какая-то другая раса, то, скорее всего, она стоит ниже по развитию, чем человеческая, и готова радушно встретить миссионерскую экспедицию. А тем временем чужой разум, относящийся к нашему примерно так же, как мы относимся к животным, которые погибают[1], разум сильный, хладнокровный и очень неприятный, смотрел из бездны пространства на нашу Землю завистливыми глазами и медленно, но верно вынашивал свои коварные планы. И в самом начале двадцатого века произошло великое крушение иллюзий.
Планета Марс – едва ли нужно напоминать об этом читателю – вращается вокруг Солнца в среднем на расстоянии ста сорока миллионов миль и получает от него чуть ли не вдвое меньше тепла и света, чем наш мир. Если небулярная гипотеза верна хоть в какой-то степени, то Марс явно старше Земли, и жизнь на его поверхности должна была зародиться задолго до того, как Земля стала переходить от расплавленного состояния к твердому. То обстоятельство, что его объем составляет менее одной седьмой объема Земли, лишь ускорило остывание Марса до температуры, при которой могла возникнуть жизнь. Там есть воздух, вода и все необходимое для поддержки существования живых организмов.
И тем не менее человек настолько тщеславен и настолько ослеплен своим тщеславием, что ни один писатель до самого конца девятнадцатого века не высказал даже мысли о том, что на этой планете может развиться разум и уж тем более что он далеко опередит земную цивилизацию. Равным образом ни один человек не задумался еще и вот над чем: раз уж Марс старше Земли и дальше отстоит от Солнца, причем его поверхность едва ли составляет четвертую часть земной, то из этого с необходимостью вытекает только одно – жизнь на нем не только гораздо дальше от точки зарождения, но и гораздо ближе к закату.
Наступление вечного льда, который когда-нибудь одолеет и нашу планету, зашло у нашего соседа, видимо, слишком далеко. Физические условия на Марсе по-прежнему остаются большой загадкой, однако теперь мы знаем, что даже в его экваториальном поясе средняя дневная температура вряд ли выше, чем у нас в самую холодную зиму. Его атмосфера гораздо более разрежена, чем земная, а площадь океанов сократилась, и теперь они покрывают всего лишь треть его поверхности; по мере того как времена года медленно сменяют друг друга, вокруг обоих полюсов нарастают, а затем тают огромные снежные шапки, периодически затопляя умеренные пояса. Последняя стадия истощения планеты, для нас еще бесконечно далекая, стала злободневной проблемой для обитателей Марса. Под давлением неотложной необходимости их ум отточился, мощь возросла, а сердца ожесточились. И вот, глядя в мировое пространство, вооруженные такими инструментами и таким интеллектом, о которых мы и мечтать не можем, они видят недалеко от себя, на кратчайшем расстоянии, в каких-нибудь тридцати пяти миллионах миль по направлению к Солнцу, утреннюю звезду надежды – нашу более теплую, чем их мир, планету, зеленую от растительности и серую от воды, с туманной атмосферой, красноречиво свидетельствующей о плодородии, с виднеющимися сквозь просветы в клочковатых облаках широкими пространствами населенной земли и узкими морями, где кишат военные суда.
