Читать онлайн полностью бесплатно Ольга Палей - Воспоминания о России. Страницы жизни морганатической супруги Павла Александровича. 1916—1919

Princesse Paley

Souvenirs de Russie

1916–1919

© Перевод, «Центрполиграф», 2023

© Художественное оформление «Центрполиграф», 2023

Прежде чем обратиться к печальным и ужасным событиям 1917, 1918 и 1919 годов, я хочу начать со светлого момента, с воспоминания о невыразимом счастье, каким стало наше пребывание в Крыму в октябре 1916 года. Война была в самом разгаре. Великий князь[1] с июня командовал 1-м гвардейским корпусом[2], а мой любимый сын, мой дорогой Владимир[3], после двадцати месяцев в окопах, был только что определен к своему отцу адъютантом. В течение лета два эти самых любимых мною существа ежедневно подвергались величайшим опасностям.

Германцы, которые были в курсе всего, прекрасно знали, в каком месте находится великий князь, и непрерывно с ожесточением обстреливали дом, в котором он укрывался. Чтобы дать представление об интенсивности их бомбардировок, скажу, что за два часа они выпустили семьдесят снарядов по деревне Сокуль, где великий князь и его штаб вынуждены были провести много дней в подземном убежище.

Я тем временем вместе с дочками[4] находилась в Царском Селе, во дворце, который мы только достроили и в котором поселились в мае 1914 года, за два месяца до войны. В бальной зале, которую мы – увы! – мечтали использовать по-другому, разместилась благотворительная мастерская, патронессой которого была императрица, а основательницей и председателем я…

В сентябре 1916 года, после двух лет напряженной работы и усилий по добыванию средств и материалов, я была очень утомлена, и врач великого князя, верный Обнисский, ухаживавший за ним с преданностью, которая выше любых похвал, нашел, что отдых в хорошем климате пойдет мне на пользу. О поездке за границу не могло быть и речи, поэтому мы решили отправиться в Крым, где я никогда не бывала, но часто слышала о нем, как о чудесном крае.

10/23 октября[5] я выехала с дочерьми и довольно многочисленной прислугой в Симеиз, расположенный в полусотне километров от Севастополя. Дорога от Байдарских Ворот, несомненно, являла прекраснейшее зрелище из всех, что я видела в жизни, кроме, однако, греческого театра Таормины. Дорога из Севастополя в Симеиз напоминает дорогу по Большому Карнизу, только на ней еще больше изгибов, с одной стороны – сапфирово-синее море, с другой над дорогой нависают скалы, готовые, кажется, в любой момент сорваться. В Симеизе мы сняли этаж в доме у друзей и очень удобно там расположились, ожидая со дня на день приезда великого князя и моего сына. День, когда они приехали, за которым так быстро наступили мрачные и зловещие дни, кажется мне мгновением моего величайшего счастья.

Мы провели в Крыму три недели, из которых десять дней с нашими дорогими героями войны. Великого князя сопровождали его верный адъютант и друг на протяжении двадцати одного года, генерал Ефимович, и доктор Обнисский. Мы совершали продолжительные прогулки на автомобиле. Обычно конечным пунктом наших поездок становилась Ялта, потому что моя дочь Наталья, несмотря на летнюю погоду, заболела гриппом, и я опасалась слишком удаляться от Симеиза.

К этому времени относится случай, доказывающий, что телепатия не пустой звук. В 1914 году мы оставили в Париже многих дорогих нам друзей, и в их числе маркиза де Бретея. В феврале 1916 года я получила от него письмо, на которое не нашла времени ответить немедленно и о котором, признаюсь, забыла. Однажды вечером в Крыму, когда Наталье стало хуже и я сидела возле ее постели, я решила написать несколько писем, чтобы справиться с накатывавшей на меня сонливостью. И вдруг ощутила настоятельную потребность написать Анри де Бретею. Я рассказывала ему о тысяче разных вещей, сообщала подробности о войне, о деятельности великого князя, о себе самой… Через три недели я получила письмо в конверте с черной каймой. Маркиза де Бретей извещала меня о кончине мужа и добавляла, что мое письмо было датировано днем его смерти.

Однажды утром я гуляла по парку Симеиза, когда неожиданно какая-то женщина бросилась к моим ногам и, рыдая, обхватила их. Когда прошло первое изумление, я подняла ее и спросила причину столь внезапного порыва. Она рассказала мне печальную историю. Женщина принадлежала к еврейской семье и проживала в Туркестане. У ее брата, врача в Ташкенте, была молодая красивая жена, которую он обожал, и четырнадцатилетняя дочь, которую он боготворил. Курды ворвались в его дом, связали обеих женщин, заткнули им рот кляпами и силой увезли. Прошло четыре месяца, а о пленницах не было никаких известий, но активные поиски доктора убеждали его в том, что их где-то прятали, чтобы затем продать в какой-нибудь гарем в Турции. Я, как могла, утешила несчастную женщину и в тот же день написала в Царское Село императрице, которая ответила мне три дня спустя телеграммой, что отдала официальный приказ генералу Куропаткину, генерал-губернатору Туркестана, найти жертв и покарать виновных. Через несколько дней Куропаткин прислал мне длинную телеграмму, обещая сделать все, что в человеческих силах. Та дама написала мне в декабре, что розыски активизировались и что удалось выйти на след двух несчастных. Она добавила, что ее семья никогда не забудет этого благодеяния. Из-за последовавших затем печальных событий я больше не слышала о ней, а рассказала об этом незначительном происшествии лишь для того, чтобы еще раз доказать, что преследования евреев по распоряжениям правительства и государя – чистейшая выдумка. Когда речь шла о защите слабых, императрица без колебаний вступала в дело, не обращая внимания на религию и национальность.