Альберт Уношев женился.
Вообще-то ему давно пора было жениться. Вот уж год, как он окончил школу, где были собраны хулиганы со всего города. Но Альберт Уношев был не столько хулиганом, сколько поэтом. Ему нравились не сами драки – класс на класс или микрорайон на микрорайон, – не сама игра в «очко» растрепанной колодой или тугое молчание в беседке пустого детского сада фиолетовым вечером с толстой бутылкой фиолетового дешевого вина, – ему нравилось ощущение отрешенности и поэтический дух противоречия: вот этого всего не должно быть, это плохо, ужасно, никчемно – но это есть, есть вопреки всему, а значит, прекрасно!
Альберт Уношев женился очень удачно. Скоро ему было идти в армию, и родители его юной жены – она даже не успела окончить школу – и не помышляли о том, чтобы отпустить свою дочь в большое самостоятельное семейное плаванье. Их дочка училась премудростям семейной жизни заочно, ожидая, пока ее муж нальется полным мужским весом на нелегкой военной службе.
Альберт Уношев жил в небольшой однокомнатной квартирке, подаренной его деятельными родителями, переменившими место жительства в большом и уютном, но все же не столичном городе, на Москву. Альберт Уношев получал от своих родителей небольшие денежные переводы, любовно выращивал усики на узком подоконнике своей верхней, резко очерченной губы, иногда писал стихи, почему-то в тонкий высокий блокнот, и, в общем-то, был всем доволен…
Страна, в которой жил Альберт Уношев, в очередной раз перепутала себя саму со своей литературой и увлеклась драматургией высокого абсурда. В тот год аспиранты университетов бросали свои диссертации и сутками сидели перед экранами телевизоров, где все время показывали прямые репортажи парламентских дебатов. Продукты исчезли из продажи, а бутылка водки стала стоить столько же, сколько билет на самолет, летящий через полстраны… Впрочем, ни бутылки водки, ни билета на самолет достать было невозможно по законам жанра: абсурдно только то, что нужно всем и каждому…
Поэтому Альберт Уношев, пока его, наконец, не забрили в солдаты, решил сначала выпить, а потом слетать в Москву.
Приняв такое решение, он для укрепления собственного духа решил отныне зваться Адольфом…
Адольф Уношев вышел из своей квартирки поздним вечером и вскоре оказался во дворе длинного и скучного, как роман Марселя Пруста, шестнадцатиэтажного дома, протянувшегося на целую троллейбусную остановку. Пошел он в сторону окраины города из крепких и раскрашенных, как детские кубики, одноэтажных домиков, где жили цыгане. Их мужчины занимались неизвестно чем, а женщины и дети днем просили милостыню, что больше походило на вооруженное ограбление, а ночью торговали спиртными напитками.
Завидев молодого человека, чье безразличное ко всему выражение лица недвусмысленно выдавало его намерения, толпа цыганок и их замызганных детей окружила его, стала дергать за рукава, преданно заглядывать в глаза и наперебой расхваливать свой товар. Бутылка водки у цыган стоила семьдесят грублей. У Адольфа Уношева было только шестьдесят девять. Опасаясь быть битыми своими мужьями, взрослые цыганки разочарованно отошли от Адольфа Уношева, но ему удалось купить бутылку простенького коньяку у мальчишки лет десяти, видимо, сироты…
Адольф Уношев возвращался домой по ярко освещенному какими-то зловещего, желтоватого света, фонарями проспекту. По срединной разделительной полосе брела старуха-нищенка, – нищих так много развелось в этот год! – «Странно, – подумал Адольф Уношев. – Ведь сегодня пятница!» – но, посмотрев на свои наручные часы-календарь, успокоился: вот уже полчаса, как была суббота. Некоторые водители бросали из форточек мчащихся автомобилей по грублю, и старуха-нищенка ловила монеты в прекрасном вратарском прыжке…
На кухоньке своей квартирки Адольф Уношев откупорил бутылку коньяку, но не стал пить сразу, вспомнив, что когда-то слышал о содержащихся в этом напитке дибильных веществах. Он вылил весь коньяк в большую плоскую миску и вежливо попросил дибильные вещества удалиться. Не сразу, но те вняли его просьбам, вылезли из миски и, упитанными тараканами, стали расползаться по столу. Ни одно из их не дошло до края стола: внезапно дибильные вещества стали лопаться маленькими взрывами и превращаться в разноцветные вьющиеся струйки дыма.
Полюбовавшись чудесным лесом на своем столе, Адольф Уношев решил отныне зваться Алоизом…
В большой павильон агентства авиакомпании Алоиз Уношев пришел без чемодана. Во-первых, чемодана у него не было. Во-вторых, он знал, куда летит, но не знал – зачем.
В зале было множество окошечек касс, но все были закрыты и изнутри к ним прилеплены таблички «Билетов нет». Впрочем, иногда какое-нибудь окошечко робко открывалось и толпа резво устремлялась к нему. Намертво вцепившись в плечи или талию впередистоящего, будущие пассажиры молили только об одном – чтобы окошечко подольше не закрывалось. Но окошки никогда не внимали мольбам: от силы они были открыты минут пятнадцать, и всего три-четыре счастливчика получали заветные билеты.
