День получения гонорара за проделанную работу – один из самых лучших в веренице дней. Ну, конечно, не такой, как день рождения или Новый год с Восьмым марта, но что-то похожее. Его не может испортить даже манерный голос секретарши, разбудивший вас на двадцать минут раньше контрольного времени – не в условленные десять утра:
– Никочка, будьте так любезны, зайдите сегодня за гонораром до 13 часов, а то у Анатолия Николаевича на 14 назначена деловая встреча.
И это не вывело из себя, хотя Вероника терпеть не могла, когда ее называли вот так, сюсюкая, Никочкой, особенно если с отчеством – Никочкой Васильевной. Ей нравилось более официально – Вероника Смирнова или еще более солидно, как на визитной карточке: Вероника Васильевна Смирнова, эксперт.
Это определение ее деятельности появилось совсем недавно. До этого она представлялась так же гордо – искусствовед. Сама Вероника Васильевна была дамой неопределенного возраста, колеблющегося вокруг сакральной цифры 30, хотя на самом деле ей было уже целых сорок лет и даже с маленьким хвостиком. Но, как многие девушки богемной профессии, она была довольно хорошей сохранности (термин, вполне применимый не только к памятникам искусства, но и к людям), так как не курила и не злоупотребляла спиртными напитками, а, напротив, всю жизнь была борцом за здоровый образ жизни и баловалась походами в спортзал. Модная стрижка, легкий макияж делали свое дело. А некоторая неуверенность в ее поведении и походке добавляли искру юности к ее облику. Определенно, отнюдь не вредная привычка поспать подольше сыграла в этом существенную роль.
Но пораньше так пораньше. Времени-то вполне хватает, чтобы привести себя в порядок, позавтракать и даже выпить лишнюю чашечку кофе, просматривая новости по каналу «Евроньюс». Она так любила неспешные завтраки и, положа руку на сердце, должна была признаться, что основные жизненные усилия были потрачены как раз на то, чтобы к сорока годам иметь возможность никуда не торопиться по утрам. За двадцать с небольшим хвостиком лет, в которые укладывалась ее трудовая биография, она попробовала себя в самых различных амплуа, среди которых, как ни странно, по продолжительности больше всего она отдала карьере дворника. Поначалу это была и вынужденная мера, и дань романтическому времени «дворников и сторожей». Приехав когда-то наивной провинциалкой в Ленинград, она штурмом, безо всякого блата, с трех попыток брала неприступные стены Академии художеств. Вернее, называлось это учебное заведение весьма тривиально – ЛИЖСА им. И. Е. Репина. Но это тот случай, что можно было назвать хоть ПТУ им. Д. Налбандяна, популярности этим великим стенам, помнившим всех, что-либо зачавших в русском искусстве, не убавило. Нет, она не получала двоек, не заваливала экзамены. Она просто каждый раз «недобирала» полбалла. И поначалу даже верила в это. Два года упорно трудилась дворником, мела улицу, колола лед, выносила пищевые отходы и бегала в свободное время на лекции, занималась в библиотеке.
Поначалу для девочки-провинциалки, увлеченной искусством, жизнь складывалось совсем непросто. Чего стоили подъемы в четыре утра в период зимних снегопадов или мытье лестниц в парадной рядом с остановкой, в которой почему-то суперкультурные коренные ленинградцы периодически устраивали общественный туалет! А вынос пищевых отходов! Это же просто песня, особенно после праздников, когда горы салата оливье, минуя вонючие емкости, вываливались горожанами прямо на вымытый ею же пол лестничных клеток. Да и сами парадные на ее участке отличались особым изыском.
Особо интересным был у нее дом, примыкавший к Малоохтинскому Громовскому старообрядческому кладбищу. Войдя в парадную, ты сразу же сталкивался с могильным крестом в окне, потом, оправившись от неприятного ощущения, поднявшись еще на один пролет лестницы, ты снова оказывался нос к носу с покосившимся могильным надгробием. Для новичков это было особое удовольствие. Потом Вероника даже своим знакомым показывала этот дом как историческую реликвию, рассказывая, как однажды в самом начале своей карьеры она вынесла пищевые отходы совсем не в тот контейнер, и коллеги по метле и лопате заставили ее перекидывать целую тонну гнилья в другую емкость. Удовольствие, скажу вам!
Но в этой грязной, физически тяжелой работе были и свои прелести. Во-первых – лимитная, но все же ленинградская прописка, к которой прилагалась комната в трехкомнатной коммуналке с такими же, как она, соседями-дворниками, ну и потом – зарплата. Сама Вероника была из обычной советской семьи, где родители считали копейки до зарплаты, на которые еще в их небольшом городке ничего не возможно было купить, а девочки (у Вероники была старшая сестра) носили пару платьев на двоих. А тут – большая комната, причем не общая с сестрой, а своя; ванная с горячей водой, которую не надо греть в тазике; в магазинах мясо за два рубля и апельсины, которые Вероника просто обожала. Зарплата дворника была вовсе не маленькая: целых сто двадцать рублей, да еще доплаты за вынос пищевых отходов. Рублей тридцать или сорок, да различные подработки, которые у нее появлялись регулярно. То жильцы пригласят квартиру убрать, то соседка возьмет ее с собой помогать делать ремонт. Все это было значительно больше, чем получали ее родители. Так что за два года ленинградской жизни Вероника умудрилась обставить свои хоромы приличной мебелью, купить телевизор, ковер, и теперь у нее появились свои личные платья, кофточки и даже джинсы. Получалось даже через знакомого проводника родителям и сестре отсылать посылки с дефицитными продуктами: копченая колбаса, цейлонский чай, кофе, конфеты – этими деликатесами она радовала их регулярно. Но при этом она твердо понимала, что главная ее цель – это учеба.
