Серия «За линией фронта. Мемуары» выпускается с 2002 года
Hans Thiel
THE WOLVES OF WORLD WAR II
AN EAST PRUSSIAN SOLDIER’S MEMOIR OF COMBAT AND CAPTIVITY ON THE EASTERN FRONT
Published by special arrangement with McFarland & Company, Inc., Publishers, Jefferson, North Carolina, USA
Copyright
© 2007 Martin Thiel and Ivan Fehrenbah. All rights reserved
© Перевод, издание на русском языке, «Центрполиграф», 2018
© Художественное оформление серии, «Центрполиграф», 2018
18 февраля 1943 года, когда война стала склоняться явно не в пользу Третьего рейха, Йозеф Геббельс, рейхсминистр пропаганды Германии при Адольфе Гитлере, призвал нацию к «тотальной войне». Нацистская Германия сражалась с того момента еще более двух лет, но, когда в мае 1945 года пришло время безоговорочной капитуляции, цену, которую немцам пришлось заплатить за нацизм, невозможно было точно определить.
Значительную часть этой цены пришлось заплатить немецким поселкам и фермам, а также мужчинам, женщинам и детям, в том числе и Хансу Тилю (1902–1974), которые там жили. Груз наказания обрушился тяжким бременем и на крупные города Германии и их население. В качестве одного из наиболее ярких примеров можно привести Гамбург. В июле 1943 года авиация союзников задалась целью стереть его с лица земли. В своей книге «О природе истории разрушений» немецкий романист и эссеист В. Зебальд (1944–2001) заметил, что всего за один только рейд 27 июля 1943 года на город были обрушены «десятки тонн фугасных и зажигательных бомб», которые принесли в густо заселенные районы города «огненную бурю такой силы, которую прежде никто просто не мог себе представить».
Зебальд высказал эту мысль спустя 50 лет после того разрушительного летнего утра. Ему рассказывал о том событии ставший его очевидцем другой немецкий писатель Ханс Эрих Носсак (1901–1977), который своими глазами наблюдал за тем, как разрушали Гамбург. Спустя три месяца после воздушных рейдов он написал воспоминания о том, свидетелем чего ему пришлось стать. Как и воспоминания Ханса Тиля, рассказ Носсака не был переведен на английский язык до начала XXI столетия. Однако титры с названием рассказа Носсака знакомы тем, кому довелось увидеть снятый в 2004 году замечательный фильм Оливера Хиошбигеля о последних днях Гитлера в апреле 1945 года, когда Красная армия, которой чуть раньше Тиль пытался противостоять восточнее, штурмовала Берлин и наносила последние сокрушительные удары нацистскому режиму. Англоязычная версия этого фильма с немецким названием Untergang называется «Крушение» (Downfall), однако, когда Джоэль Эджи переводил описанное Носсаком разрушение Гамбурга, носившее такое же немецкое заглавие, он назвал эту часть «Конец» (The End). Оба этих определения, и «крушение», и «конец», совершенно точно передают, что пришлось испытать Носсаку, и о них также упоминается в воспоминаниях Тиля.
Носсак с самого начала наблюдал за огненной бурей, в которую был ввергнут его родной город, из сельского домика, находившегося примерно в 15 километрах к югу от окраин Гамбурга. Носсак пишет, что в среду 21 июля он отправился туда, чтобы встретиться со своей супругой Низи, которая арендовала тот домик, чтобы хотя бы на время они могли забыть там о войне. Как пишет Носсак, ровная сельская местность в тот ясный день позволяла хорошо видеть все, что происходило в городе.
Отпуск Носсака продлился недолго. От окончательного крушения, от войны с ее бомбами, вызвавшими пожары и сеявшими смерть и руины, оставшиеся от того, что было раньше центром города, убежать было невозможно. Всего через несколько дней после того, как Нос-сак отправился из Гамбурга «отдохнуть от войны», время навсегда, по крайней мере для него, оказалось прорезанным гулом 800 самолетов. Гамбург не впервые подвергался воздушным налетам, однако к июлю 1943 года, когда они достигли своей кульминации, как охарактеризовал это Носсак, «пришел конец».
Кратко рассказывая не только о разрушенном Гамбурге, но и обо всем своем потерпевшем крушение мире, Носсак говорит, как он почувствовал, «до какой же ужасающей степени нам пришлось терять связь со всем тем, что было нам когда-то дано». Носсак подчеркивает невозвратную потерю, которую, по его словам, можно было отнести к самому горестному, о чем можно было думать или говорить, представляя, как канул в пучину разрушений бесценный немецкий город. Теперь можно только представлять те навеки исчезнувшие возможности, которые создали бы реальность, отличную от тех неотвратимых бед, в которые он был ввергнут благодаря деятельности нацистского государства. Можно себе представить, насколько близок к гибели был сам Носсак, и эта фраза означала и то, что человеческие жизни не должны быть обречены на насилие, гибель и уничтожение. Однако по воле людей, главным образом самих немцев, миллионы из них были предоставлены такой участи.
Слова «можно было бы» передают всю глубину отчаяния, которое, вероятно, ощущал Носсак, когда вспоминал отрывок из разговора, который он однажды случайно услышал в пережившем катастрофу Гамбурге.
Обращаясь к своей дочери, старая женщина заметила:
