Серая хищница, словно властная хозяйка, вышагивает уверенной поступью. Путь держит к реке, где вода спокойная и ровная. Жажду утолить.
Свои владения серая хозяйка осматривает внимательно. Оберегает от чужаков и неприятелей. Не позволит злу вторгнуться на охраняемую территорию. Правда, так было не всегда.
В юные годы, еще совсем несмышленым щенком, волчица впервые соприкоснулась со злом. Беда заставила маленькое неокрепшее создание покинуть родные края. А нужда, такая назойливая и прилипчивая, вынудила искать тихий укромный уголок. Чтобы выжить.
И теперь одинокое дикое животное трепетно караулит свои владения. Не позволяет чужакам подолгу задерживаться на охраняемой территории. Пробежать украдкой разрешает каждому… Бросить корни – никому! Да и зачем? Лес большой, всем места хватит…
Жизнь зверей подчинена законам природы. В диком мире жизнью движут инстинкты. Хочет животное поесть – ищет пищу, хочет отдохнуть – ищет ближайшее удобное место, а хочет лапы размять – бежит себе, нос по ветру держит. Всё просто и естественно.
Пока.., пока не появится человек.
…Волчица неожиданно останавливается. Какой-то посторонний звук нарушает одинокое спокойствие животного. Задирает она морду вверх, хватая ноздрями воздух. Вдыхает, затем еще и еще. Пытается изучить запах. Узнаёт. Знакомый запах. Откуда-то из детства.
И всплыло воспоминание, как когда-то серой крохой утыкалась она мордочкой в теплую материнскую шерсть. Как дарящие любовь материнские прикосновения окутывали лаской и нежностью… Спокойное время, уютное детство – краткий миг.
Разрушение пришло внезапно. Секунда-другая – и вот уже неокрепший серый щенок взрослеет в одночасье. Вырывают детеныша из мягких материнских лап злые люди. Охотники за трофеем не церемонятся с жертвой. В погоне за наживой человек азартен, может уничтожить любого, кто вздумает путь преградить. Берегись, и птаха, и зверь лесной…
И в тот злополучный миг матери оставалось только одно – спасать дитя. Прятать, где только можно. Пытаться укрыть свою юную кроху хоть где-нибудь, хоть как-нибудь. Лишь бы уберечь, только бы спасти. Но прыткие охотничьи псы всюду достанут. Выгонят из любых тайных мест. Нюх у них острый. Всюду чуют. Четвероногие охотники за трофеями натаскиваются своими хозяевами так, что ни одна тварь не скроется бесследно. Цепкие лапы достанут всюду. Бесполезно искать укрытие. Мать и дитя загнаны в угол. Что делать беглянкам?..
…Появляется расплывчатое воспоминание о спасительной норе. Как там оказалась? Не помнит. Страшно тогда было. По-настоящему страшно. И дрожь по всему телу пробегала. Такая настоящая, чуть ли не до судорог дрожь. Холодная-холодная. И бесконечная. Всё пронзала, пронзала… Казалось тогда, что каждый волосок пронизан этой страшной дрожью. До самого-самого кончика.
И в мгновение воспоминания о страшной дрожи меняются на более яркое видение, где запечатлелись последние материнские прикосновения, в которых крохотный детский носик чувствует мягкий шершавый язык. Нежные ласки… Детское урчание… Прощание… И пристальный материнский взгляд. Глубокий, пронзающий насквозь. Словно мать пытается запомнить каждую волосиночку, каждую чёрточку родного существа. Секундная слабость. Затем уже строгий взгляд, понятный и без слов. Велит родительница сидеть смирно и никуда не выходить. Прежний блеск, который еще недавно светился с любовью в глазах, куда-то улетучивается, растворяется…
И вот уже новое воспоминание. Смутное. Свирепый лай охотничьих псов, пробегающих где-то рядом. Людские крики, свист… Сильный грохот. Раз, два… И протяжный вой… Вдруг обрывается.
Не помнила она также, сколько времени просидела тогда в норке. Показалось, что прошла вечность. Страх был велик. Затем тоска… И голод… В животике урчало без конца. Молока бы…
Ох, и какой голод тогда одолел кроху. Совсем нестерпимым казался. Страх как ветром сдуло. И только голод не давал покоя. Малышке пришлось покинуть место убежища. Не было мочи сидеть и ждать, пока мать придёт. И отправилась пушистая кроха на поиски. Самостоятельно.
Бродила, бродила… Замоталась совсем. Свалилась от усталости. Или от голода. Заснула.
Опять сон тогдашний вспоминается, где видит она себя свернувшимся мягким пушистым калачиком, уткнувшимся в теплую материнскую шерсть. Дыхание матери такое ровное, такое спокойное. Оно усыпляло. Влажный шершавый язык вновь облизывал мордочку. Щекотал глазки, носик… Всё сильней, сильней… В моменте сон растворяется. Малышка пробуждается. Мама… Мамочка!..
И вот уже тонет зов к матери в новом воспоминании, где маленькое беззащитное тело пушистой крохи прожигают насквозь две сверкающие огненные точки. Взгляд чужака. Не злой, но напряжённый. И внимательный. Затем ещё и ещё… Десятки строгих глаз смотрели тогда на кроху, оказавшуюся на пути незнакомой волчьей стаи.
Съедят?.. Разорвут?.. Жмурит растерянно дитя глазки. Крепко-крепко. Хвостик поджимает. Мгновенный испуг.
Вдруг тёплый шершавый язык, как у мамы, облизывает глазки, носик… Не бойся. Ты в безопасности! На молока…
…Всё ярче и настойчивее проявляется в пространстве запах человека. Врывается непрошенным гостем в тихое спокойствие животного мира. Укромное место, где волчица когда-то нашла мирное пристанище, больше небезопасно. Погони не избежать.
