Сначала она очнулась от того, что в рот набилась холодная и безвкусная земля. Боли уже не было. Даже холод уходил. Было тяжело, и что-то всё придавливало и придавливало с верху. Она повернула голову.
Далеко, очень далеко она слышала голоса. Хрипловатый, прокуренный – женский, и отрывистый, но и в таком варианте, приятный, мужской. Бывают же такие голоса – вот он орёт матом, а слушать всё равно приятно, – это была последняя мысль, потом она глубже погрузилась в вязкую жижу и уснула.
Ещё раз к ней вернулось сознание, когда на ногу надавило нечто тяжёлое, и из глубины тела стала рождаться и лавиной нарастать боль. Она хотела шевелиться, пытаясь лечь удобнее, но тело не слушалось. С каждым движением она отчётливее ощущала холод, хлюпающую жижу талой грязи и темноту. Ну нет, я жива ещё! Ж-и-в-а!
Страх, отчаяние, боль, и одиночество накрыли её разом, и она зарычала как зверь, которого приговорила судьба умирать, иссякая кровью в охотничьей яме в метре от свободы.
Опираясь на локти, она смогла чуть сдвинуться с места. Когда услышала позади себя шум машин, сделала ещё одно усилие – значит там трасса, там – спасение. Попытка повернуться окатила её ещё одной порцией боли и отбросила в темноту.
– Вчера при загадочных обстоятельствах скончалась начинающая писательница Ольга Кривич, работавшая под псевдонимом Кристина Вичурова. Обгоревшие останки её машины Фольксваген Пассат были обнаружены недалеко от Питера на обочине дороги. В машине, находились два обожженных трупа: мужчины и женщины. Личность погибшего мужчины устанавливается.
Однообразный голос диктора продолжал резать слух. Олег не мог последнее время слушать новости и информационные передачи именно из-за дикторов. Их голоса, у кого-то хорошо поставленные, у других визгливые – все были одинаково пусты, поэтому неприятны. Можно было час слушать обо всём на свете, и если бы не картинки в телевизоре, вообще не понять о чём речь, потому что за голосами этих успешных с виду людей, разворачивалось то открыто, а то завуалировано, только два чувства: безысходности и жажды наживы. Складывалось впечатление, что дикторы, сами того не желая, транслируют свои чувства, в которые просто не успели вложить ни собственной мысли, ни горящего, всепоглощающего интереса, ни души. Эти-то чувства и мешали нормально воспринимать информацию. Души, пожалуй, было больше в обычной пластинке, чем в этих живых с виду, красивых и пустых людях. Везде дисгармония и упадок.
Девочки плакали. Он сидел и смотрел, как в её вещах роются оперативники. Зачем всё это? Ведь и так всё предельно ясно: у неё есть другой, она успешна, а он – «бесплатное приложение к журналу»… – Мысли несло с бешенной скоростью, голова была готова расколоться, он и не замечал, как поток его переживаний смывал самое главное: её больше нет. Ведь если бы он это сейчас понял, и не обвинял бы её, может быть завтра для него тоже не наступило.
Одна из девочек стала теребить его за рукав, прося пить. Он машинально встал, налил из графина компот и подал. Так же машинально он сел и не заметил настороженного взгляда милиционера. Вторая девочка продолжала плакать, но это всё было уже далеко и так же стремительно удалялось. Самое главное то, что она больше не придёт, и он теперь не нужен. И всё не имеет смысла…
Очнулся он от сильного удара по лицу. Девочки испугано смотрели, вернее даже таращились, то на него, то на оперативника. Слёзки подсыхали на щеках, губки дрожали, и было ясно, что они боятся. Как же они без него? Тогда Олег решил жить.
***
Прошло уже три года. Дочки Олега ходили в маленькую, но хорошую православную школу. Он только что закончил последние штрихи дома. Жили они теперь в посёлке под Питером. Несколько их маленьких бизнесов приносили нормальный доход. Даже деньги от маминой книги израсходованы были не все. Мама Оля… Как давно это было.
Олег готовил обед. Он улыбнулся: супы у него всегда удавались на славу. Его дочкам было уже по 9 – двойняшки Маришка и Настенька учились хорошо. Да и вообще, проблем с их воспитанием у Олега не было. Иногда расквасят кому-нибудь из мальчишек нос – так и это хорошо: дочки могут за себя постоять, и всяким мелким хамам наука.
От смерти жены остались не только деньги, но и глухая, не проходящая горечь.
Вот уже три года ему снился один и тот же сон: Оля ползёт из ямы, упираясь руками. Пальцы скребут грязный придорожный обледенелый снег. Она абсолютно нагая. Лицо и голова в крови – сплошное кровавое месиво. Поэтому в вечерних сумерках не разобрать – насколько тяжелы её раны, жива ли она вообще. Лицо сосредоточено, губы крепко сжаты. Для каждого рывка она прикладывает неимоверные усилия: нога вывернута, и тянется за ней. Каждый раз, цепляясь за сук или ветку, нога подёргивается и Олин рот искривляет оскал и предсмертный рык. Она страшна: с вывернутой ногой, застоявшимся взглядом, скрюченными пальцами. Живой труп.
