Сколько тайн, миров сокрыто в глубине,
В ней звёздный свет бессильный тонет,
Корабль заплутал, он ищет берег
В кромешной тьме, под парусами стонет,
Не помнит дома своего, в забвение уходит,
и компас не спасёт, уж минул час,
Крик чаек душу, сердце рвёт на части,
И лунная дорога хороводы водит – всё мираж.
Иди, мятежный, смело в бездну!
Никто не ждал тебя, никто маяк не зажигал.
Доверься глубине и боль утихнет.
Она одна тебе верна – растворенным светом напоит и все страдания отпустит.
По песку солёный морской ветер – посланник бездны,
Порывистые мысли гонит, стегает плетью.
Страдания одним лишь жестом превращаются в искусство,
Узором волн ложатся, словно нарисованные кистью.
Ноябрь черными глазами всматривается в душу,
Испить готов всю без остатка и ветру на растерзание оставить.
А у высокого обрыва, где волны разбиваются о скалы,
Его любовь особенно прекрасна. Опасно.
Опасно полюбить неуловимое. Не мочь летать, не мочь мечтать.
Хотеть забыться, но не мочь упасть.
Мучительно на грани находиться и не понимать —
Каково это смириться и каждый раз апреля ожидать?
Я не хочу тебя менять. Истина во мраке.
Смотри в меня, как я вдыхаю воздух вкуса крови на губах,
Как я смотрю в ту глубину, что льется у меня из глаз,
Смотри, как утону, чтобы вернуться, о берег в сердце твое биться,
И новую картину из душ разорванных в морскую пену ты смог бы снова на песке нарисовать – привычно холодно и опостыло.
Спустились сумерки на сад,
В нем тайны откровения сокрыты,
В туманной мороси в листве,
Поникли розы – всеми позабыты.
Беседка у ручья залита тусклым светом,
Как прежде там, плетется плющ, росой увешан.
Сейчас там пусто. Нет ни звука.
Зарянка песни не плетет из лунных нитей.
В сыром плену живут воспоминанья,
О тех живых, измученных глазах,
Когда любили до остатка, упиваясь ядом,
Не помышляя о зеркальных снах.
Теперь мы где-то далеко. Неуловимо больно.
Как паутина на можжевеловых кустах,
На этом блеклом полотне слова застыли,
Лишь помнит дождь, как чувства души затопило,
И вот повсюду тени призрачных миров.
Их больше нет. Они остыли.
Невыносимо-сладким ароматом опадающей сирени
Во мглистое забвенье погрузились.
Простор, полынь, туман и морось
Очнулась, вижу дом
И запах кажется знакомым.
Войду.
Ветшалый вид, пыль и полутьма,
В стекле горячий вкусный чай.
Да, он ждал меня…
Дзынь! и кровь пальцы обожгла.
Что это? рояль, полуживой, наигрывает звуки.
Я знаю их и… будто засыпаю.
Присяду у рояля, буду слушать,
А кровь всё капает на розу,
Что на нём лежала.
Пусто, мерно, тихо, вечно,
Побуду здесь, ведь на улице так холодно и мерзко…
Играй, пожалуйста, играй!
Уносит…
Я не сберегла.
Мне нужно было, нужно, что я сделала не так…
Музыка. Боль твоя и моя…
Где у изломанной тропы встречаются закаты,
Где в дымно-звонком небе летают к солнцу стаи лебедей,
Раскинутся ветвями мысли в надежде, словно веер,
Но прорастут в октябрьскую высь, лишь умирающим плющом.
Наступит мрак, подступит незаметно – властитель всех мерил,
Окутает пернатым облаком так зябко, но так нежно,
И, излучая теплый свет, рисуя, будто мотыльков,
Отдашь остатки холоду за то, что так тебя боготворил.
А где-то там всё тот же ветер, колышет вереск у тропы,
Что вела когда-то к солнцу, так и не догнав рассветные мечты,
