«Главной и единственной проблемой общения является иллюзия того, что оно действительно произошло» – Джордж Бернард Шоу
Места, где уже ступала нога человека, всегда казались мне интереснее и намного загадочнее всей совокупности неизведанного. Само собой, я говорю не вполне о физическом присутствии: ведь достаточно только нашему воображению дотянуться, например, до Проксимы Центавра b, и уже что-то загадочное оживает в ее темноте, скрытой от наших глаз. Как опытный хищник оно крадется с подветренной стороны, проскользнув через пояс астероидов, притаившись за кольцами Сатурна. Я взглянул на Землю как будто со стороны. Меня почему-то совершенно не удивило, что она стала походить на кедровую шишку. Миг – и маленькая птичка, размером с Мадагаскар одним стремительным рывком вылетает из-за Луны и приземляется где-то в Евразии. Несколько движений клювом и с некоторым напряжением она вытаскивает с поверхности что-то очень маленькое, размером с орешек, поворачивается, замирает на долю секунды, не моргая смотрит на меня своими пустыми глазами, и снова взлетает, мгновенно теряясь в метеоритном дожде.
Я проснулся от стука по стеклу, привстал на кровати, и увидел как что-то яркое мелькнуло за окном, растворившись в листве. Без пятнадцати пять: можно спать целый час, но после кошмаров, в особенности настолько странных, бывает сложно уснуть. В телефоне была открыта вкладка недельной давности, которая все же снова заставила меня улыбнуться: «Астрономы обнаружили «Чайник Рассела»». В статье говорилось об астероиде, крутившемся по орбите между Землей и Марсом. Астероид был крошечным, состоял по большей части из алюминия и магния, а по форме напоминал античную амфору. Хорошо, что Рассел не предполагал, что мы сможем строить телескопы, способные увидеть больше чем допускала его фантазия в 50-х годах XX века. В противном случае, значения этому астероиду никто бы не придал. И тем интереснее становились вопросы касающиеся фантазии и актуальности той или иной информации с течением времени. В первую очередь когда это касалось Межзвездного Коммуникационного Протокола – МзКП – который стал ответом на довольно-таки нетривиальный вопрос дальней космической связи. Коммуникационный цикл с кораблями находящимися за пределами солнечной системы мог быть длиннее недель, месяцев или даже многих лет. В таких условиях нам по сути нужно заново учится общаться друг с другом и делать это в совершенно иной форме. Иронично, что именно в то время, когда человечество догнало свет не только в скорости передачи информации, но и в ее лаконичности ( :) ), возникла реальная необходимость возвращения полновесных и всеобъемлющих коммуникаций. «Эпистолярный жанр наносит ответный удар», как шутили гуманитарии из отряда. Смешно, правда?
Настроение во всем Центре с самого утра было веселым. На планерке выяснилось, что вчера ночью по неожиданным техническим причинам отключился магнитный замок на клетке ГМО-попугаев и стая пернатых разлетелась по всему Звездному Городку. Я с улыбкой подумал, что наверняка, это один из беглецов стучался ко мне в форточку с утра. Объявили о введении режима повышенной готовности, во время действия которого, всем кто собирается использовать любую технику размером больше попугая, требовалось соблюдать особую осторожность: кто знает, на что способна коварная птица, затаившаяся, например, в комнате управления центрифугой? Особенно взволнованной выглядела Сашенька, как мы ее звали, в миру доктор Алессандра Форесси – итальянский астронавт, самый молодой профессор биологии в Европе, умница, красавица и будущий бортовой врач нашей экспедиции. «Бедные pappagalli! Они не мочь жить в этот климат». Сашеньку кое-как успокоили, напомнив, что наши попугаи – особенные, да и отряд срочной орнитологической помощи уже мчался из Москвы.
На автобусе вместе с орнитологами, немного опаздывая на ожидаемую нами лекцию, приехал профессор Валерий Григорьевич Карнаухов – доктор философии, и прочия, и прочия – куратор учебной программы гуманитарных дисциплин нашего Центра Подготовки, и по сути – крестный отец любимого мной МзКП. Весьма забавную новость о сбежавших попугаях, с которой носился весь младший научный состав Городка, профессор встретил лишь поднятой правой бровью и пожатием плечей. Что, в общем не удивляло: всему нашему отряду уже давно стало ясно, что и лицо, и характер профессора флегматизировались еще в прошлых жизнях. Профессор зашел в класс, поздоровался со всеми, и с размеренностью настоящего педанта разложил свои бумаги. Затем медленно, чуточку шаркая, дошел до раковины, налил стакан воды и выпил его. Налил второй, обвел аудиторию спокойным взглядом, медленно вернулся за кафедру и начал занятие.
