ВЕСЫ
…сссссссссссобственно, мы идём дальше, навстречу открытому и совершенному воздуху, полные интеллектуальных надежд, идём от горячего (Близнецы) к западу (Весы) и ко влажному (Водолей). Мы вдвоём превратились в одно божество, когда мы наблюдали, как под посевным каштаном шатен по имени Нарайя лицезрел голую Учительницу, размышлял об Эдиповом комплексе и восторгался своим подарком. Он подарил Учительнице точно такœ же кольцо, какœ ей дарил её муж по имени Y, а кольцо мужа злой и порывистый Нарайя собственноручно зарыл подле дома посторонней девушки, кœй могла бы оказаться и ты, моя любимая. Наша богиня Венера нажарила для Учительницы и Нарайи говяжьих почек в раскалённой атмосфера собственного тела и поднесла им под каштан. Низ живота Учительницы наполнялся любовью, пока они трапезничали целых двадцать четыре дня, в коии периоды Нарайя урывками покрывал поцелуями её поясницу. Вот так бы и нам, моя любимая! но не тут-то было. Было между пятью и семью вечера, и на горизонте замерцал наш стародавний Бог-Сын. Как мы, не заметив, проскользнули мимо этого лысеющего чудака?! В воздухе дышало свежестью после девы, на небе мелким глазом горел конкурентский Хирон, неудивительно, что мы забыли! Над плечами нашего конкурента-Бога сияли всё те же венерины медные буквы, на этот раз «пэй» и «ламед», и «ламед» здесь соответствовал нашему новому знаку Зодиака. Весы. В зубах Учительницы показался цветочек, ты не могла выносить этой гнусной картины чужой любви и жадно отвернулось. Воздушнœ давление, прежде ровнœ, стало будто бы выше, я слышал твои мысленные проклятия Учительнице, моя любимая, в которых ты желала нарушить обмен веществ красивой персияно-украинке из школы, дабы сумрачный герой Нарайя любил бы нечто жирнœ и уродливœ, словно джаз начала двадцатого века. На твоё счастье, Бог-Сын и сам устал, он решил оборвать гармонию подлых любовников и подлить арамейской желчи в это вино лжецов и убийц. Он загудел в тромбон, и из каштана, перед этим распоров его, как роженицу, выполз апостол Варфоломей, полностью лишённый кожи. В его красных руках блестел нож мясника, в котором отражались всё демоны мира. Отразились и Учительница с Нарайей. Первая закричала, а второй просто убежал, из-за чего тебе, моя любимая, стало пусто. Были только солнце и крест, был наш собственный разум на весах, на второй их чаше были семь разбитых светильников, а более не было ничего. Поднялся сильный ветер, пыль носилась то на север, то на юг. Ветер полностью царствовал во владении Весов. Ты воспользовалась собственной музыкальной стихией, своим даром речи, и стала мне испуганно нашёптывать. Я же, давно проглотив свой язык, был напрочь лишён этой стихии, и был вынужден всё твоё себе выслушивать.
Φφ, Qq, Фф
В месяц праздника Варки бобов как апостолы из двенадцати, так и математики и судьи, наблюдали вечернее светило Рима зажатым в раслабленных клешнях Скорпиона и подозревали приход существа, позже ставшего известным как Антихрист, который займёт моё место, поскольку меня убьют во Второй Мировой Войне, трепет городов и царств перед которым, перед Антихристом, то бишь, превысит аналогичный перед нескончаемым золотом богатейшего из людей, когда-либо живших, перед упавшим с седьмой лошади Марком Лицинием Крассом, дающим такие же указания, какие он давал, когда падал с предыдущих шести, белой, рыжей, воронóй, бледной и двух каких-то кобыл на чашах Весов, ржущих во дворе, когда на дворе стояли эйтаним, восьмая картика и четвёртый пианепсион (Πυανεψιών). В противостоянии пятницы находились Сатурн и Сатурн. Весы смотрели вправо. Венера в клешнях Скорпиона была Афродитой в Тельце. Гео против Гелио. 24 сентября – 23 октября.
Многомилостивый Иисус, как солнце правды, сиял над семидесятью апостолами и тридцать седьмому из них по имени Иасóн не советовал находить красоту закона в его логике, а справедливость в деяниях в Галилее или в Керкире, которые молодой Иасóн успел бы наделать в своём ощущении здоровья, нормальности и только-только подрастающей бороды, а в мастерстве и искусстве художника, с которыми должна изъясняться любая проповедь для хозяинов домов, дабы если те и не приняли бы эту неживую и хрупкую вещь с радостью, то в животе своём, и в лёгких, и в пупé, и в сердце, и в новоприобретённых якшмах ощутили бы таящиеся беды и опасности, выгнали бы Слово Моё и тебя, Иасóн, но самозабвенно отдались бы Этому Слову впоследствии, подобно тому как двенадцать апостолов поверили Мне и пошли за Мной, как математики объясняли закон красотою его логики и сами верили в свои объяснения и как примерно год назад судья Меня предупреждал о Моём распятии и верил в своё предупреждение – с такою же верою поверят и хозяева, в чьи дома войдёшь ты, Иасóн, твои шестьдесят девять братьев, и ты, любимая, Geliebte, а ещё певица, а ещё бегунья, а ещё крестьянка, ибо вы вчетвером поливали бальзамины вокруг нашего храма, оберегая их от неожиданно яркого сентябрьского солнца своими платьями, пока воин, художник и царь занимались Воздвижением Креста Господня на куполе нашего храма с целью отмыть любые кресты от крови Христа и сломать тем самым ставшие тесными рамки, преодолеть всё застарелœ, отжившее и по-манихейски чёрно-белœ на благо нового мышления, на тротил для куда более старых вещей, для, скажем так, неандертальского взрыва бомбы в религиозном сознании.
