ГЛАВА 1
Малевин любила современное искусство. Даже несмотря на то, что значительная его часть казалась ей голым платьем короля, переплетение линий и смыслов в работах современных художников казалось ей ближе, чем фотореалистичные работы художников прошлого.
В музей современного искусства она и пришла лечить растрепанные нервы после встречи с семейным нотариусом, и вести о неожиданном наследстве. За вход она заплатила два с половиной гульдена — столько, сколько зарабатывала за день.
Не задерживаясь, прошла она по залам, где проходила выставка картин, посвященных человеческим теням. Это была больная для нее тема.
Из-за тени ее жизнь — наперекосяк.
Каждый человек стоит освещенный светом, созданным его поступками, невидимой звездой своей судьбы. И у каждого человека две тени. Одна — результат освещения обычного, материального. Солнца, фонаря, лампы, свечи… Такие тени есть и у предметов, и у животных и не несут в себе ничего, кроме исполнения физических законов мира. Вторая тень есть только у людей, как отражение их внутренней сути. Сияние свершений видно не каждому, но тень — видна всем. Есть тени, будто от свечи, большие и неясные. Обладатели этих теней неплохие люди, но ничего важного они не совершают, живут себе и живут. Есть те, у кого тени небольшие, но с четкими очертаниями — это люди амбициозные. Они организованны и знают, чего хотят, они способны на деяния. Вот добрые или злые — это вопрос. По густоте и очертаниям теней много можно сказать о человеке.
Сколько себя помнила Малевин — ее тень была четкой всегда. Об этом говорили и родственники, и преподаватели на юридическом факультете. От нее ждали свершений. Может быть, именно поэтому Малевин их подвела — получив из рук ректора диплом с золотой полоской и ворох благодарственных грамот, она вернулась домой, сложила вещи в чемодан и съехала из центра города в неудобную, темную квартирку со спальней без окон и кухней, запах сгоревшей рыбы в которой не выветривался никогда.
И вот уже три года — с двадцати одного до двадцати четырех лет — с утра до вечера разносила заказы в забегаловке напротив дома.
С семьей она не общалась, они тоже не горели желанием понимать и принимать блудную дочь. Только мама звонила ей по большим праздникам — на Зимнее Молчание, на Поворот колеса да на день рождения Малевин.
Так продолжалось до тех пор, пока тетушка Имоджин не приказала долго жить, и оказалось, что Малевин — ее наследница.
Это было странно, нелепо и совсем не ко времени. Малевин не хватало только внушительного списка имущества на свою голову. Она и так не представляла, что делать со своей жизнью. Собственные стенания её тоже раздражали — она имела то, что далеко не каждый мог себе позволить, получила еще больше и позволяла себе быть недовольной!
Тетушка Имоджин приходилась Малевин не тетушкой, а двоюродной прабабушкой по материнской линии. Жила она тихо, уединенно, занималась благотворительностью, как и полагается дамам ее круга. Умерла она в сто двадцать четыре года, а значит, была старше Малевин ровно на сто лет.
В юности она была хороша собой, если судить по недавно появившейся тогда фотографии, но замуж так и не вышла. Хотя уж у нее, у младшей дочери короля Атристира Последнего, отрекшегося от престола с возрасте шестидесяти лет, точно не было отбоя от женихов…
Может быть Имоджин тоже была своего рода бунтаркой, отрезанным ломтем, и потому и выбрала в наследницы Малевин из духовной, так сказать, солидарности? Ведь обе они отказывались от щедрых подарков судьбы.
Да, впрочем, не все ли равно, что там было в голове у безобидной старушки?
На встрече с семейным адвокатом Малевин спросила, как она может избавиться от наследства — передать его государству, продать, или раздать нуждающимся…
— Вы можете так поступить со всем, кроме неотчуждаемого имущества, — ответил адвокат.
— Отлично, — наивно обрадовалась Малевин. Хоть от части нежданно-негаданного богатства она сумеет отвязаться. — Давайте так и сделаем.
Адвокат покачал головой.
— Тогда вы вряд ли сумеете поддерживать в должном состоянии имущество неотчуждаемое.
— Что именно это за имущество?
— Замок «Верный клинок».
Хорошо, что в этот момент Малевин ничего не пила. Точно бы подавилась.
— Вы издеваетесь? Зачем мне эта махина? И что, разве не логичнее передать его в заботливые руки государства?
Адвокат покачал головой, зашуршал бумагами, уточняя должно быть формулировки.
— В благодарность и в память о добрых деяниях королевской династии, народ Свободной Республики Хокката отдает в вечное пользование семье Эор колыбель государственности, замок «Верный клинок». С тем, чтобы хранить его в должном состоянии, дабы память этих камней не исчезла в вихрях времени. Негодным же наследникам — смерть от меча.
Малевин вскочила.
— Нет, вы все-таки издеваетесь? Смертную казнь отменили!
Адвокат развел руками.
— Не для этого конкретного случая. Поправка к конституции…
Малевин рассмеялась. Поправку эту она помнила прекрасно.
За прокручиванием воспоминаний о сегодняшним дне, Малевин чуть было не прошла мимо той картины, к которой стремилась.
Больше всего Малевин привлекал магический реализм. Направление сравнительно новое, пришедшее на смену экспрессионизму, трогало ее до глубины души. Повседневные, обычные на первый взгляд сцены из жизни, которые дополнены фантастическими элементами, чтобы раскрыть их тайный смысл, казались ей более приближенными к правде, чем голый и непритязательный материализм. Жизнь казалась ей женщиной под вуалью. Убери вуаль — пропадет красота. Картины в жанре магического реализма делали эту вуаль естественной и осязаемой.
