– Ребёнка мы вам отдать не можем! Девочка маловесная родилась, слабенькая. Ей нужно массу набрать, – твёрдо сказала медсестра детского отделения.
– Ну, сами привезёте, – повела печами цыганка.
И пошла по коридору роддома, грациозно покачивая бедрами. Вишнёвого цвета юбки гордо развевались, каблучки стучали, на руках звенели браслеты. Красивая, женственная, молодая.
– И не скажешь, что только вчера родила! – провожая взглядом черноволосую красавицу, восхищённо сказа одна из рожениц.
Любопытные женщины толпились у окон, наблюдая, как цыганка садится в автомобиль. Внизу её ждал супруг, такой же смуглый и чернявый, как она сама.
– Что же, вот так девчушку и оставит?! – воскликнула молоденькая санитарочка. – Она отказ написала?
– Нет, – отрицательно покачала головой акушерка.
– Ох уж эти цыгане! – возмущённо бросила другая, пожилая медсестра с волосами фиолетового оттенка. – Помню, лет десять назад рассказывала мне кума, – она в детской поликлинике работает, – что стояла у них на учёте цыганская семья. И рожали каждый год по ребёнку. Как-то пошла она к ним проведать новорожденного. Смотрит – мать стиркой занята. Спросила, где ребёнок. А та отмахнулась, мол, с ним где-то дети играют. Нашёлся мальчик в траве. Лежал там, весь мошкарой искусанный.
Юная санитарка вытаращила глаза, поражённо глядя на старшую коллегу.
– Ужас какой! Она же мать!
– Вот у соседки моей было, что свекруха за дитём не уследила. Тот кипяток на себя опрокинул. Но то ж свекруха, ей что? Дети дочери – родные внуки, а дети сына – это дети невестки, – пробурчала тётя Катя, как раз протиравшая тут же пол.
– Ой, не скажите, тёть Кать, – отозвалась акушерка, Полина Юрьевна. – Почему-то многие думают, что свекрови не могут быть хорошими. Если женщина добрая и мудрая, то она и невестку примет, и зятя по-человечески, не будет гробить счастье своего же ребёнка. А мама, к огромному сожалению, и родная может быть такой, что никому не пожелаешь.
Все согласно закивали.
– А что потом было с тем цыганёнком? – спросила санитарочка Даша.
– Понятия не имею.
– Хоть бы живой был, – вздохнула девушка.
– А им-то что? Ещё нарожают. Вон, какое здоровье лошадиное! Вчера только рожала, да без сил потом валялась на кушетке, а сегодня, как ни в чём ни бывало, нарядилась и ушла.
Однако цыганка на следующий день явилась за дочерью. Сопровождали её двое старших сыновей, мальчики семи и пяти лет. Ребёнка всё-таки отдали. Мать завернула малышку в простое байковое одеяло и унесла.
Назвали девочку Верой, потому что родилась в конце сентября, аккурат на православный праздник День Мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии. Бабка тогда всё причитала, что зря так ребёнка нарекли, не хорошо детей в честь мучеников называть. Но мать Злата и отец Михаил твёрдо решили, что будет их дочь Верой. И хотя девочка едва успела появиться на свет, она тут же была обещана в жёны четырёхлетнему мальчику Мирославу, которого нежно звали Миро. Всё согласно цыганскому закону, когда сватают с пелёнок. Судьба малышки оказалась предрешена. В шестнадцать лет она выйдет за Миро замуж, нарожает детишек и будет до конца жизни воспитывать их и заниматься хозяйством. Так живут тысячи цыганок по всему свету.
Но Господь одарил Веру кукольной внешностью, ангельским голосом и крутым нравом… Повзрослевший Миро первым заметил, какая ему досталась незаурядная невеста. Вере было тринадцать, когда она верхом подъехала к конюшне, спрыгнула с лошади прямо в руки черноглазому юноше с кудрявой чёлкой.
– Миро! – воскликнула девочка, пытаясь вырваться. – Напугал! Отпусти!
– Где была, красавица? – белозубо улыбнулся парень. – Опять по горам скакала?
– Да, гуляла просто. Сказала, отпусти. Нельзя нам обниматься до свадьбы. Да и потом ещё два года нельзя будет на людях миловаться и даже рядом сидеть!
– Какая ты у меня строгая! Не отпущу, пока не поцелуешь!
– Что? – испуганно вытаращилась на кавалера Вера.
Миро ведь знал, что она неприкосновенна. На людях скромно держался. А когда наедине оставались, всякий раз так и норовил сунуться с поцелуем или невзначай приобнять. Веру это раздражало и даже злило. Она была равнодушна к парню. Не то, чтобы он ей совсем не нравился. Она видела, как он хорош собой и ладно скроен, как весел и беспечен. Но никаких глубоких чувств у неё к нему не было. Так, просто симпатия. Бабушка говорила, что не обязательно любить будущего мужа. В их языке даже слова такого нет «любовь». Муж должен жену оберегать, она его – уважать. На том и держится семья. Наверное, это правильно.
Веру не зря прозвали Графской дочерью. По нраву гордая и независимая, и отец её Михаил носил фамилию Графский. Вроде как когда-то его предка некий граф от верной гибели спас. Тот, считай, заново на свет родился и спасителя своего стал как отца почитать. Потому так их род и прозвали.
Вот вроде почти аристократка, а ничего в жизни кроме родной деревни и моря не видывала. На море Вера любила ходить. Сидеть там на камнях подолгу, слушать шум волн. И на лошади мчать вдоль берега утром, когда ещё нет отдыхающих. Как фурия, проносилась по воде, вздымая вокруг мириады брызг. Юная, беспечная, прекрасная.
