Глава первая. Клизма личной жизни
Жизнь – не сахар и не мед,
Или принц мой «идиёт»?
– Мы тут с любимым решили устроить маленький праздник, – я изучала глазами обои, на которых сидел жирный комар – кровосос. – Да… Что подарил? Ммм… Секрет! Только что приехали из ресторана! Обещал незабываемую ночь! Подарок? Ой! Я еще не открывала коробочку! Нет, мам… Не кольцо… Пока рано… Да и я еще сомневаюсь… Что значит, куда мне сомневаться? Что значит «тридцатник»? … Ты так говоришь, как будто завтра я встану в очередь с бабками под кабинетом районного терапевта, а потом поеду за яйцами на другой конец города в час пик с оптовой тележкой – ногодавкой, потея в «похоронном» пальто в сорокоградусную жару… Что значит «тяну»? … Кого и за что за тяну?! За что его тянуть в ЗАГС? … А если будет вырываться? Зачем мне сувенир без мужика? … Мама! Животное, попав в капкан, может отгрызть себе лапу! Ты хочешь, чтобы мужик выбирал между достоинством и свободой?… Мам! Прекрати! Ладно, все, пока… Мне уже пора, меня зовут! Целую! Я что? Птичка, чтобы залетать в первую попавшуюся клетку? Все! Папе привет! Цем!
На кухне хлопнула дверь. Никогда не думала, что моего жениха будут звать «Сквозняк». Такое чувство, что рядом со Сквозняком должен сидеть на корточках Сухарь, Кирпич и Серый. Или, возможно, даже на одних нарах, ибо приличного мужчину, особенно того, о котором я уже месяц рассказываю маме, «Сквозняком» не назовут.
Волоча тапки по полу, запахивая розовый халат и вдыхая запах цветов, подаренных мне на работе в честь окончания сезона охоты на мужей, я поплелась на кухню. «Тридцать лет – начало жизни! Тридцать – это вам не шутки!» – гласила первая открытка с букетом, который впору подарить бабушке для перепродажи возле перехода. «Медсестра! Готовьте клизму! И неси скорее утку!» – всхлипнула я, тоскливо провожая напоминание об ушедшей юности в мусорное ведро. «Повторю тебе я снова пожеланья от души!» – пробежала я глазами открытку с плюшевым мишкой. «Под венец тащи любого! Отбивается – глуши!», – вздохнула я, разрывая открытку на части. «Юбилей, летят года… Ты все так же молода!» – читала я, скептически поднимая бровь. – Ты все нравишься мужчинам…». У которых есть морщины! Замечательно! Спасибо, девочки! Век не забуду. Еще бы написали, что «лучшая подруга – водка! Рядом с нею ты – красотка!».
Я никогда пристально не приглядывалась к каждым штанам, идущим мимо, видя в каждом прохожем потенциального официального. И пока другие девочки на работе следили за руками любого вошедшего мужика, как наивные зрители за фокусником, мастера иллюзий проделывали один и тот же фокус: «Видите кольцо? Але… оп! Не видите кольца! Я – свободен, словно птица в небесах!», в надежде, что ему перепадет цветочек от восторженных зрительниц. Наш цветник дружненько аплодировал, одаряя фокусника нежными улыбками, даря себя в качестве награды, а я мрачно смотрела на персональные данные, которые защищала по закону со страшной силой, ибо штамп «женат» действовал на меня не хуже таблички «Занято!», висящей на гвоздике общественного туалета.
«Ты планочку-то снизь! Иначе совсем одна останешься!», – советовала заботливая мамочка, как бы намекая на то, что по возрастной шкале я плавно перешла из категории «любовь» в категорию «любой». Мамочка настаивала на том, чтобы я немедленно откопала себе кого-нибудь завалящегося, уверенными шагами потащила в сторону ЗАГСа, и в нужный момент наступила на ногу, чтобы «А-а-а-а!» сошло за радостное «Да-а-а!». Она спала и видела, как растерянный жених дрожащей рукой надевает на мой палец кольцо, зная, что мои родственники держат его на прицеле бутылок шампанского: «Стоять! Не двигаться! Ставь подпись! Надевай кольцо! Полегче, парниша! Мы должны видеть твои руки!».
Среди подарков на мой юбилей были: парные кружечки «Любовь и голуби», подушечка с котятами и набор стаканов, намекающие на то, что моим единственным собутыльником будет кошачья армия.
Пройдет еще немного времени, и любой халат превратится в шубу на кошачьем меху, тапки станут валенками, а о том, что у меня есть как минимум парочка половозрелых котов будет знать все сотрудники, подозрительно принюхиваясь ко мне. Они уже будут отличать Барсика от Мурзика не только по фотографиям в телефоне, но и по запаху моей одежды! Вся моя зарплата будет уходить на кошачий корм и наполнители для лотков, и жизнь на мне поставит жирный крест. Кстати, а почему бы не назвать котов «Герлен», «Шанель», «Хьюго Босс»? Чтобы потом, когда меня спросят, чем же от меня так пахнет, я могла с гордостью ответить – известным брендом!
В красивой коробочке с золотистым бантиком гремел какой-то сувенир. Чую, что где-то в ближайшем магазине подарков продавщица радостно потирала лапки, считая выручку, а на полке осталось пыльное место от мещанской статуэтки, отвратительной копилки, непонятной ерундовины, схваченной впопыхах, сразу после фразы: «Да бери уже! Ей сойдет!».
Ленточка лежала на столе вместе с крышкой, а из коробочки виднелась какая-то странная штука, похожая на часы. Спасибо за намек! Часики тикают! Увы, проходят «безразвратно» года, пригодные к разврату!
