С чего начать? – один из нелегких вопросов, которые приходится решать авторам, приступающим /автору, приступающему/ к изложению предмета с подобной объемной проблематикой. Каждый, понятно, решает его по-своему, руководствуясь, опять же понятно, какими-то своими соображениями /резонами/. В качестве примера и в порядке разминки перед тем, как я перейду уже к изложению своего понимания заявленного здесь предмета, приведу цитату из П. Н. Милюкова, его «Истории второй русской революции» с его решением вопроса «с чего начать?». Выбор оправдан, конечно, в первую очередь общностью проблематики /во всяком случае, как это можно было бы заключить из названия/, с которой предстоит разбираться и нам в данной работе. Но также – и личностью самого автора, зарекомендовавшего себя как замечательного специалиста в области русской истории и культуры. /Зарекомендовавшего себя еще и в качестве политика – участника обсуждаемых здесь событий, нельзя обойти этого обстоятельства или, лучше сказать, нельзя не упомянуть, но это отдельная тема/. Скорее изложение, чем цитата в принятом значении этого слова, потому без кавычек. И еще одно отступление от традиции – размеры цитируемого таким образом отрывка, но он того стоит. Итак.
С чего начать историю второй революции? Тот, кто будет писать эту историю, должен будет, конечно, искать ее корни глубоко в прошлом, в истории русской культуры. Ибо при всем ультрамодерном содержании выставленных в этой революции программ, призывов и лозунгов, действительность русской революции вскрыла ее тесную и неразрывную связь со всем русским прошлым.
Сразу скажу /это уже мой текст/, согласен с одной оговоркой: то же следует повторить по поводу корней любой революции, их связи с прошлым народов, которым довелось пережить это несчастье. В том числе – и Великой Французской, сравнению с которой уделено немалое внимание в предстоящем изложении. Но продолжим.
Как могучий геологический переворот шутя сбрасывает покров позднейших культурных наслоений и выносит на поверхность давно покрытые ими пласты, напоминающие о седой старине, о давно минувших эпохах истории Земли, так русская революция обнаружила перед нами всю нашу историческую структуру, лишь слабо прикрытую поверхностным слоем недавних культурных приобретений. Изучение русской революции тем самым приобретает в наши дни новый своеобразный интерес, ибо по социальным и культурным пластам, оказавшимся на поверхности русского переворота, внимательный наблюдатель может наглядно проследить историю нашего прошлого.
Так основная черта, проявленная нашим революционным процессом, составляющая и основную причину его печального исхода, есть слабость русской государственности и преобладание в стране безгосударственных и анархических элементов. Но разве не является эта черта неизбежным следствием такого хода исторического процесса, в котором пришедшая извне государственность постоянно опережала внутренний органический рост государственности? А другая характерная черта – слабость верхних социальных слоев, так легко уступивших место, а потом и отброшенных в сторону народным потоком? Разве не вытекает эта слабость из всей истории нашего «первенствующего сословия»? Разве не связан с этим прошлым, перешедшим в настоящее, и традиционный взгляд русского крестьянства на землю, сохранившую в самом названии «помещичьей» память о своем историческом предназначении? А почти полное отсутствие «буржуазии» в истинном смысле этого слова, ее политическое бессилие, при всем широком применении клички «буржуй» ко всякому, кто носит крахмальный воротничок и ходит в котелке? Да и как могло быть иначе, когда и развитие русской промышленности, и развитие городов явилось в сколь-нибудь серьезных размерах плодом последних десятилетий и когда еще 30 лет назад серьезные писатели глубокомысленно обсуждали вопрос о том, не может ли Россия вообще миновать «стадию капитализма»?
С двумя отмеченными чертами: слабостью русской государственности и с примитивностью русской социальной структуры – тесно связана и третья характерная черта нашего революционного процесса – идейная беспомощность и утопичность стремлений русской интеллигенции. Да и как может быть иначе, когда вся наша новая культурная традиция /с Петра/ создана всего лишь восьмью поколениями наших предшественников и когда эта работа резко и безвозвратно отделена от бытовой культуры того периода. За что Россия поплатилась неудачей двух своих революций и бесплодной растратой национальных ценностей, особенно дорогих в небогатой такими ценностями стране.
