ПРО ТО, КАК МЫ ЕЗДИЛИ НА ОХОТУ.
С тех пор, как я стал директором, новых приятелей появляется у меня все меньше и меньше. А жаль! Не то жаль, что стал директором. Про приятелей в основном.
Вот и решил исправиться. Прибег к традиции. Познавал коллектив в бане. Без галстуков. Пригласил коллег с женами и подругами. Получилось не очень. Как только напарились и разговелись, начали путать, чья жена кому подруга. Мужики расстроились. Кто вспомнил.
Так что развивать знакомство отправились на пленер. Исключительно по-мужски. То есть на охоту.
Спонтанно получилось.
– Да, – говорю мужикам за завтраком. – Охотился, бывало.
– А я про что! – встрял Прокопыч. Он у нас производством командует. – Я тут амуницию прикупил. Испробовать надо.
Сам взялся. Сгоношил мужиков. Выписал транспорт. Собрались. И в путь.
Доехали. Распаковались. Полезли за провизией. Извлеченной жратвы хватило бы, чтобы организовать районный продмаг. Какая тогда к лешему охота?
Сварили похлебку. Вкусную. Кто понимает.
Понятно, решили обмыть это дело. По чуть-чуть. Банковал – по должности – завскладом Слава. Мужик ответственный. Даром, что заика.
То есть, разливал-то, конечно, Прокопыч, а Слава руководил.
Расставили кружки. Прокопыч и давай лить. А Слава (ответственный же):
– Хв…
– Хв…
– Хв…
– Стоп!!!! – прорвало завсклада. – Куда т-ты льешь?! Не слышишь, что т-тебе т-т-толкуют?!
– Так вот ты и скажи! – парировал виночерпий, удовлетворенный тем, что успел на две трети наполнить пол-литровую кружку.
– Хв… Хв… Стоп, т-тебе говорят!!!
– На вот, запей! – передал сердобольный Прокопыч Славину дозу.
Тот в ажиотаже заглотил все. И перестал заикаться. Все поняли – это знак. И тут же приобщились. С этого началось.
Мужики на охоте преображаются. Становятся вечно молодыми – вечно пьяными, довольными и матерыми. Матерятся так, что в округе трава вянет.
Что касается историй у костра – понятно – Мюнхаузен отдыхает.
В основном.
Бывают и правдивые.
Про то, например, как Прокопыч на костре отдыхал. Не как Жанна д’Арк, а на спор. В ватных штанах.
Потому – сам Прокопыч – человек обстоятельный. Экипировкой не пренебрег. Обрядился добротно. Как спецназ Бундесвера.
– В этой амуниции полный комфорт, – хвастался. – Можно на леднике засесть на сутки. И ничего не будет! Веришь, нет?
– И на костер как? Смогешь? – не поверил скептик Катапультов.
Русский мужик под легким газом мимо «Слабо» пройти никак не может. Забились на одну минуту. В том смысле, что Прокопыч минуту на костре просидит, и ничего ему не станет.
Привели коллектив. Мужики, понятно, кто как судит. Но ставки сделали.
Картинка – закачаешься. В амфитеатре зрители. Следят, губами время ловят. А на костре в дымном мареве – наш Прокопыч. Сплошной нерв. Застыл в понимании – нашел себе на зад приключений. Буквально. Или же все-таки нет?
Пересидел всю эту минуту. Обрадовался. Но торжества не вышло. Дело в том, что ватные штаны сразу не гаснут и быстро не снимаются. Пришлось Прокопычу в реку сигать. Если кто видел кино про Гастелло. Очень похоже. Даром, что октябрь на дворе. И ледок по вдоль берега.
Сидит в Прокопыч воде. Опять радуется. Ясности осознания.
Ведь тут чуть с дуру яиц не лишился. Теперь оценил их ценность. Допер.
Вот говорят: «Водка! водка!» А я так считаю: ну да – бывает. Зато сколько зверя через нее жить оставили. А заодно – охотничьих баек породили.
Катапультовв тоже молодец. Выпил за это дело. Раскрепостился. На охоту пошел.
«Вечерело», – начал, было, один классик. Продолжим.
Вечерело.
Сисадмин Ваня Слуцкий был из разряда опытных. Потому как уже три года имел ружье и хотел наконец-то его опробовать. Он заранее переправился через речку на подручном плоту, забрел в камыш и замер в позе восторженного ожидания – Осень в красках, закат и прочее. Впечатляло.
Кто ж знал, что туда Катапультова принесет.
– У чорт! – расстроился сисадмин Слуцкий. – Ни тебе покоя…
Хотел Катапультова окликнуть. Не успел.
– Ого! – обрадовался Катапультов, обнаружив реку. А в реке ондатру. Крыса только что пережила заныр Прокопыча и направлялась домой, наслаждаясь покоем. Плыла себе в аккурат между охотничающими субъектами.
«Трофей», – решил Катапультов, у которого алкоголь проникся адреналином.
– Так я ж тебя счас! – прицелился.
– Бух! – пальнуло ружье.
– О пля! – удивилась ондатра, ныряя под выстрел.
– Бздынь! – срикошетил о воду заряд дроби.
– Ох, ма! – совсем расстроился Ваня, потому как тоже нырнул. А куда тут денешься, когда в тебя дробь летит?
– Вжик! – пролетел заряд там, где тот только что был.
– Не стреляй – это крыса! – заорал сисадмин, обдирая с лица ошметки тины.
– Какая я тебе крыса?! – не поверил Катапультов и снова вскинул ружье.
– И че? – проявила любознательность крыса, всплыв на поверхность.
– Бу – бух! – пальнуло ружье.
– Ну, ё! – расстроилась ондатра, и снова нырнула под выстрел.
– Бздынь! – срикошетила дробь.
Сисадмин Ваня ничего не сказал, потому как пускал пузыри. Звук «Вжик» возле уха немного его раздражал.
– Вот, псих! – ондатра вынырнула в третий раз.
– Просто камикадзе какой-то! – Слуцкий всплыл и понял, что Катапультов уже перезарядил ружье.
– Не …! – выдохнул сисадмин.
– А че? – спросил Катапультов.
