…Варшава горела уже вторые сутки. Шел к концу второй день августа тысяча девятьсот сорок четвертого года. Зарево разгорающихся пожаров то и дело вспыхивало зловещими всполохами на низких августовских облаках и все разрастающихся клубах черного дыма над некогда прекрасными кварталами. Громкое стаккато пулеметных очередей тут и там сплеталось с резкими щелчками винтовочных выстрелов и гулкими взрывами гранат и снарядов. По улицам грохотали танки и бронетранспортеры. Солнце закатилось за горизонт.
Где-то далеко к востоку от города гремела несмолкающая артиллерийская канонада – оттуда, преодолевая упорное сопротивление окопавшихся и обустроивших оборону немцев, приближались наступающие советские войска, две с лишним недели как вступившие на территорию Польши. И потому первого августа бойцы польских подпольных организаций под общим руководством повстанческой «Армии Крайовой»1 открыто атаковали сотни немецких военных объектов на территории Варшавы, пытаясь очистить город от нацистов до прихода советских сил.
– Варшава должна быть освобождена польским солдатом! Советские войска должны найти ее уже в польских руках! – заявляли руководители восстания, подчинявшиеся «правительству в изгнании» – довоенному правительству, эмигрировавшему во Францию, а затем и Великобританию после вторжения немцев в Польшу в 1939 году и поражения Франции в результате кампании 1940 года. Все пять лет оккупации эти эмигранты с переменным успехом пытались руководить из Лондона борьбой с оккупантами: финансировали поставки вооружения и вербовку новых членов подполья, координировали саботаж и диверсии, занимались пропагандистской работой. И, несмотря на формальное сотрудничество с Советами, они были в целом настроены против русских, памятуя о территориальных раздорах и спорах относительно государственной границы еще после событий первой мировой войны:
– Влияние СССР на послевоенное устройство Польши и ее границы недопустимо!
Просоветски настроенные поляки из Польской Рабочей Партии, сражавшиеся в рядах Армии Людовой (АЛ)2, считали иначе:
– Нет, нам с западом не по пути.
Проамерикански же настроенные поляки-эмигранты на другом берегу Атлантики все же высказывались за сотрудничество с СССР, но сочувствовали в некоей мере и лондонцам:
– Все решит компромисс!
Увы, решающие карты оказались тем жарким летом у «правительства в изгнании» – лондонских поляков. Исходно план операции «Буря»3 не предусматривал восстания в самой Варшаве, дабы не нанести вред старинным зданиям города и избежать массовых жертв среди его населения, однако после ареста агентами гестапо4 генерала Стефана Ровецкого, командовавшего «Армией Крайовой» до июля 1943 года, его место занял бывший заместитель, бригадный генерал Тадеуш Коморовский, в прошлом – лихой кавалерист, воевавший против немцев еще в 1939 году, вплоть до своей капитуляции под Люблином. Ему и удалось убедить «правительство в изгнании» в необходимости вооруженного выступления именно сейчас и именно в польской столице:
– Пять лет Польша ждет сигнала к началу восстания! Момент выбран как нельзя более удачно, ведь через несколько дней советские войска будут в Варшаве!
Парадокс – а ведь в середине июля 1944 года этот же человек посылал в Лондон радиограмму, в которой упоминал: «…при нынешних приготовлениях немцев, когда каждое занятое военными здание превращается в оборонительную крепость, восстание не имеет шансов на успех…».
С чего Коморовский вдруг решил, будто Советы именно завтра войдут в столицу, было непонятно. Наступающим советским войскам к востоку от Варшавы противостояла мощная группировка вермахта: более полусотни тысяч солдат, поддерживаемых тысячей с лишним артиллерийских орудий и шестью сотнями танков. А коммуникации советских войск, уже не первую неделю ведущих наступление, изрядно растягивались, да и подразделения были измотаны. Но самое главное – ни с кем бравый кавалерист о поддержке до начала восстания и не договаривался!
Зато контрразведка нацистов о восстании знала давно – оттого и застать их повстанцам врасплох не получилось. Атаки двух десятков тысяч5 повстанцев первого августа сразу натолкнулись на ожесточенное сопротивление шестнадцатитысячного немецкого гарнизона, запершегося на своих объектах и успешно отбивавшего атаки поляков. Несмотря на это, в ночь с первого на второе августа Коморовский посредством размещенной в Варшаве мощной радиостанции передал в Лондон две радиограммы, которые тут же были пересланы в Москву, в Генеральный штаб: «…мы начали бои в Варшаве…» и «…мы просим, чтобы русские немедленно помогли – атаковав немецкие позиции…».
Тем временем немецкое командование с присущей им педантичностью сразу оценило время подавления восстания – пять-шесть недель.
Момент сложный, но с точки зрения исторической, он нам во благо, – оценил обстановку один из главарей нацистов, рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер. – Мы их прикончим! Сотрем с лица земли столицу нации, что семьсот лет, начиная с первой битвы при Танненберге6, преграждает нам путь на восток. Поляки перестанут быть для нас проблемой.
