Начну, так сказать, с сантиментов. Вот выдержка из моего дневника: «Осталась в памяти поездка министра в Италию в апреле 1966 года. Та самая, когда Громыко выдвинул идею созыва общеевропейского совещания, что на годы сконцентрировало усилия нашей политики в Европе. Итальянцы довольно неожиданно сразу поддержали это предложение, вызвав неподдельную радость нашей делегации.
Приподнятость атмосферы поддерживали двое золотых не мальчиков, но зрелых юношей советской дипломатии: Анатолий Гаврилович Ковалев и Валентин Михайлович Фалин. Ох, как приятно было работать с этими талантливыми людьми. Ковалев к тому же обладал поэтическим даром и вдруг выдавал двустишие:
Среди античных развалин и флорентийских видов
Даже Фалин кажется Давидом.
Изюминка была в том, что комплекция Валентина Михайловича, высокого и худого, на такое сравнение отнюдь не тянула. Громыко не без удовольствия повторял эпиграмму, переспрашивая несколько раз, но в конце концов запомнил четко. На следующий день Фалин брал реванш:
Стать дипломатом дело плевое,
Читайте азбуку Ан. Ковалева.
Как раз незадолго до этого вышла книга моего шефа по 1-й Европе „Азбука дипломатии". Процедура запоминания повторялась, и все трое были довольны.
В ходе заключительной пресс-конференции министр произвел впечатление также тем, что высоко отозвался об итальянских художниках эпохи Возрождения. „Мы приехали в Италию, – добавил Андрей Андреевич в шутку, – также для того, чтобы посоветоваться с ними, высокими выразителями гуманности"».
Сегодня почти наверняка скажу: чувствуется рука одного из «мальчиков», скорее всего, Фалина…
Безусловная неординарность Валентина Михайловича сочеталась с огромной работоспособностью. В те далекие времена мучил меня вопрос: почему сложилось такое положение, что горстка людей работает на износ, а многие, нет, не бездельничают, но ведут, как бы это сказать, нормальную чиновничью жизнь?
Постигая ее премудрости, услышал как-то от старшего коллеги такое объяснение.
Есть два типа руководителей. Одни подбирают себе такие кадры, на фоне которых они могут выгодно смотреться. Отсюда работники соответствующего качества. Кстати, следующее поколение руководителей выходит, как правило, из окружения шефа, и история продолжается.
Громыко, по словам моего наставника, принадлежит к другому типу. Он умел подбирать и заставлять на себя работать людей весьма способных. Но таких-то в общей массе не много, в том числе по причине первого типа руководителей. Их поиск, воспитание, натаскивание – задача трудоемкая.
Обычно ограничивались тем, что на немногих ложилась основная, порой чрезмерная нагрузка, но интересы дела (и министра) были соблюдены.
Это все к тому, что Валентин Михайлович Фалин был среди тех, кто тащил воз, а не сидел на нем. Более того, он пытался, когда успешно, когда нет, направлять воз внешней политики в сторону, наиболее соответствующую интересам советского общества. У него, насколько могу судить, было четкое представление на этот счет. В самых коротких словах: разрядка, мирное сотрудничество.
Он не изменял своим верованиям, открыто возражал, когда воз заносило не туда, не страшась наказаний. В ряде случаев они не заставили себя ждать.
Честно сказать, я не припомню других примеров подобной смелости. Вот когда приобретало подлинный смысл бывшее тогда в ходу выражение: «принципиальная внешняя политика».
После знакомства в Италии был большой временной разрыв в общении, слишком велика была разница в служебном положении и роде занятий. Переиодически до нас, младших чинов, доходили рассказы о том, как независимо ведет себя Фалин с министром, не позволяя грубости и окрика. Мне это сильно импонировало и подбодряло.
На общем фоне чинопочитания Валентин Михайлович выделялся даже внешне: малоулыбчивый, замкнутый, полный внутреннего достоинства.
Сблизились мы только в двухтысячные, почти через полвека после первой встречи. Оба, естественно, уже в отставке. Я по-прежнему смотрел на него с большим пиететом.
Помню, мы были польщены, когда Фалины пригласили нас к себе на дачу отметить очередную годовщину своей свадьбы. Глядя на жену его Нину, я все время вспоминал слова Валентина Михайловича: «Она спасла мне жизнь».
Встречи наши не были частыми, но каждый раз открывали новую грань моего старшего друга.
К примеру, я знал, что Фалин хорошо разбирается в живописи. Но когда он показывал нам с женой некоторые картины из его коллекции, мы почувствовали, что перед нами настоящий знаток.
Были они и у нас на даче. Тот вечер был отмечен «большой политикой»: Фалин, Виктор Суходрев, наш друг и сосед, и я вспоминали «минувшие дни и битвы, где вместе рубились они». Правда, больше вместе с Валентином Михайловичем рубился Суходрев, мои бои были на другом участке фронта.
Книги обоих авторов не случайно стоят на полке в моем шкафу рядом.
Энциклопедические знания Фалина – нельзя было не поражаться его памяти – помогли мне, когда я готовил свою главную книгу «В разные годы».
Сейчас уже и не упомнишь всего того, чем щедро делился, отвечая на мои вопросы, Валентин Михайлович, на какие мысли навел.
