Аслан Бакаев, внезапно, проснулся от утомительной тяжести внизу живота. Ему показалось, что там создалось давление в несколько десятков атмосфер и неравен час, когда может что-нибудь взорваться, словно заложенное в укромном месте взрывное устройство. Слава Аллаху, сработал биологический будильник, и беды удалось избежать. Теперь точно не будет никакого взрыва. Биологический будильник сработал вовремя, и это обстоятельство взбодрило Бакаева. Сквозь узкие щели, слегка приоткрытых пластиковых ролет, неуловимыми солнечными зайчиками, яростно врывались в комнату, назойливые пучки солнечных лучей. В морской столице Турции, городе с многовековыми традициями и славным историческим прошлым – Стамбуле, медленно всходило утреннее солнце.
Стамбул – единственный город в мире, стоящий на двух континентах сразу, а именно: в Европе и Азии. Кстати, единственный город, который успел побывать столицей трёх великих империй: Византийской, Римской и Османской, к тому же, одной малоизвестной империи – Латинской империи крестоносцев. Великие столицы древности с веками старели и превращались в пыль, как Вавилон и Карфаген, становятся работающими пенсионерами, как Фивы или превращаются в солидных рантье, как Рим и Афины. Однако Стамбул от своего бурного прошлого нисколько не утомился. Он остался всё тем же темпераментным и активным городом-перекрёстком, что и тысячу лет назад. Сколько в нём жителей, и какой они национальности, точно никому не известно. Городские власти называют цифры от десяти до четырнадцати миллионов. Все они общаются, работают, молятся и веселятся в непосредственной близости от памятников с тысячелетней историей. Такой пример могут составить мечети Айя-София и Ахмедия, где был раньше собор Святой Софии, построенный ещё в 537 году после рождества Христова. В 1453 году к собору успешно пристроили минареты, замазали штукатуркой внутренние фрески с христианскими рисунками и таким мало затратным способом превратили собор в мечеть. Ещё через пятьсот лет великий Ататюрк сделал из Айя-Софии музей.
Сейчас на некоторых стенах музея расчистили христианские фрески, на других оставили, не менее прекрасные, исламские орнаменты и каллиграфически расписанные цитаты из Корана. Мечеть Ахмедия младше от Айя-Софии, почти на тысячу лет. Из-за стен, покрытых голубой эмалью, её ещё называют голубой мечетью. У Ахмедии шесть минаретов, поэтому, когда её построили, у Большой мечети в Мекке, срочно пришлось возводить седьмую башню, дабы главная мусульманская святыня оставалась вне конкуренции. Самое прекрасное в интерьереАхмедии – огромный мозаичный купол и витражи, которые делались совершенно по другому принципу, чем делали в Европе. Здесь кусочки стекла скреплялись не свинцовыми переплётами, а клеились раствором из яичного желтка и мелко нарезанной овечьей шерсти.
По такому замечательному городу было интересно гулять, а ещё интереснее жить и заниматься рэкетом, щупая СНГовских «челноков» и мелких бизнесменов, решивших получить выгодную прибыль от турецкого ширпотреба.
Ибо Бакаева мало интересовали мечети и историческое прошлое Стамбула. Его интересовали бывшие сограждане по «великому и могучему», которых он держал в страхе. С помощью таких же отморозков, как и сам, он получал желаемые «зелёненькие» денежки, с которыми так привольно и вольготно жилось в этом замечательном городе. И, хотя, квартира, которую снимал Аслан, находилась прямо на набережной, рядом с самим городским историческим центром, он редко ходил по интересным туристическим маршрутам. Его больше интересовали большие базары, морской вокзал, припортовые магазинчики. Там он чувствовал себя, словно, рыба в воде. Вот и квартиру снял на набережной Босфора в нескольких кварталах от знаменитого Еолотасарая. Бакаев считал себя избранным князьком, на что была воля старейшин, поэтому жил сам, отдельно от своих собратьев-шакалов, иногда позволяя себе сожительство с девицами из Украины, Молдовы и Приднестровья, залетавшими в этот живой город подзаработать, промышляя древнейшей на земле профессией. Некоторые «жрицы любви» были для него однодневками, словно, разовые шприцы, а, особо отличившихся, он оставлял пожить с ним, до тех пор, пока не находился кто-нибудь, на кого он западал так, что катился с катушек. С девицами Бакаев был обходительным, щедро одаривал их всякими женскими побрякушками, давал мелочь на пропитание, а особо избранным, выплачивал достойные гонорары.
Проснувшись, он обнаружил рядом тёплое женское тело, это была его последняя пассия по кличке Марго, роскошная девушка, залетевшая в Стамбул из непризнанного приднестровского Тирасполя. Марго, уже больше недели жила у Акелы. Под таким погонялом знали Бакаева многие СНЕовские челноки и мелкие турецкие торгаши. Легализовавшись в Турции ещё в начале 90-х, Акела сумел сколотить банду себе подобных отморозков со своей исторической родины, названной впоследствии Ичкерией, пачками, прибывавшими тогда в Турцию для поиска крутой забугорной жизни или убегающими от возмездия Фемиды. Занимаясь антиобщественными делами: сутенёрством, торговлей наркотиками, рэкетом и чистым грабежом своих бывших сограждан, Акела сумел выйти в лидеры и держал в страхе всю базарную часть Стамбула. Такой род деятельности приносил Бакаеву приличный доход и он, спустя полтора года после легализации, уже мог снимать приличную трёхкомнатную квартиру с отдельной спальней, залой, кабинетом и кухней. Зала и кухня выходили окнами в сторону Босфора, и Акела любил часами стоять у окна, наблюдая за рейдом и проходящими по проливу морскими судами.
