Сердце колотилось как сумасшедшее. Пересчитывало ребра с такой силой, что еще немного – и кости хрустнут, а унять никак.
Оборотень! Оборотень! Оборотень! – отстукивал в ушах ток крови.
Комната перед глазами плыла и закручивалась водоворотом вокруг одной единственной фигуры.
Большой… Слишком высокий и широкоплечий для скромной хрущевки. Ему тесно среди покосившейся мебели и побитых жизнью книжных секций. Дверца одной из них противно скрипнула, когда альфа открыл путь к нехитрому богатству.
– Читать любишь… – пробежался пальцами вдоль корешков книг.
Глубокий баритон ударил по нервам раскаленной кувалдой. Свил из них огненные жгуты, вывязывая колючие узоры паники. Головокружение и тошнота подкатили с новой силой, но кое-как Алена вытолкнула короткое:
– Уходи-те.
Оборотень глухо рассмеялся. Как железом по стеклу провел. Снял с полочки самодельную куколку. Повертел в руках и небрежно уронил на пол.
– Даже чаем не напоишь? – обернулся к ней.
Алена облизнула пересохшие губы. Уже напоила ведь… Из кафе как пробка вылетела! А в память навсегда врезались совершенные в своей жесткости черты и пугающие до икоты глаза. Дьявольские. Нереальные. Она не видела таких никогда вообще! Расплавленный янтарь и золото, прожигали душу насквозь. Один взгляд – и она чуть не выронила меню. Едва успела положить на столик, а потом сбежала. За что и была уволена без расчета и чаевых.
Пусть так. Алена была согласна и на штрафы, только бы никогда не видеть именно этого оборотня – роскошного, одетого в дорогой твидовый костюм мужчину, оставившего вместе с нетронутым заказом пять тысяч. Но он сам ее нашел.
– У меня нет чая, – шепнула, обмирая под сканирующим взглядом. – Что… что вам нужно?
Альфа хмыкнул. Чуть-чуть приподнял уголок идеальных губ, и тут же снова стал серьезен. Повернулся абсолютно бесшумно и пошел к окну.
Нет… Нет-нет-нет! Но треск досок сыграл реквием ее шансу хоть как-то отвертеться. Тихий звон ампул рассыпался по коже ледяным ознобом. Нашел. От накатившей слабости перед глазами заплясали разноцветные пятна.
А мужчина в одно мгновение оказался рядом, нависая над ней темной громадиной. Как в трансе, Алена смотрела на заострившие черты и черные, цвета воронова крыла, пряди, упавшие на высокий лоб.
Перед носом появилась рука с зажатым в ней препаратом. Лекарством, помогавшим скрывать то, от чего сносило крышу всем оборотням без исключения. Запах омеги… Универсальный, влекущий и запредельно редкий.
Короткий хруст – и между пальцев потекла светлая жидкость, постепенно окрашиваясь алым.
– Что мне нужно? – прорычал, растирая в пальцах стекло. – Мне нужна ты, девочка!
Осколки посыпались на пол, вместе с ее выдержкой. Комната завертелась каруселью, и Алена рухнула в обморок.
Два дня назад
– Айо-на, Айо-на пйиш-ла!
Малышка неловко вывалилась из песочницы и поковыляла к ней. Другие дети тоже подхватились. Голодные, наверное. Особенно Дашенька. Ее мамаше вечно не до питания ребенка, скорее очередному хахалю борща наварит, чем дочери стакан воды нальет.
– Привет, красотка, – обняла прижавшуюся к ней малышку. – А я вкусного принесла… – поставила пакет на выщербленный временем асфальт.
Плакали их с братом запасы, но тащить полные сумки мимо детей… нет, не сможет.
Алена раскрыла первый сверток. Сегодня перепало неплохо – в кафе юбилей отмечали, щедрый клиент попался. Пришлось вытерпеть парочку сальных намеков и несколько попыток знакомства, но Рома – вышибала их и кассир по совместительству – быстро дело поправил. Две-три вежливых фразы в стиле "какого черта к моей девушке пристали" – и гости угомонились.
– Шла бы ты на нормальную работу, – ворчал потом, пересчитывая выручку. – Или хоть бы волосы обрезала…
Алена улыбнулась, вручая Дашеньке еще теплый чебурек. Волосы обрезать она физически не могла – рука не поднималась. Жалко такое богатство обкорнать! Да и о маме хоть такая память. Та тоже до поры до времени с косами бегала. Толстенные, в запястье толщиной. А потом и их пропила …
– Пить хо-фу, – прожевал Матвейка, самый старший.
Алена вздрогнула. Угадал как будто.
– Так сходи попей, дом рядышком, – потрепала темную макушку.
Мальчик надул губы, но никуда не пошел. В отличие от Даши, Матвея родители баловали. Жили, как и все в их бараке, бедно, но чисто. Никогда Алена их пьяными не видела, и тихие очень. Все мечтали накопить на однушку, хоть плохую но свою.
Алена надеялась, что получится. Сама бы хотела отсюда убраться, но… Вздохнув, вручила последний чебурек. Но приходится экономить на всем. И мясо-то не всегда есть в доме.
– А ты поиграть выйдешь? С куклами! – дернула за рукав Дашенька.
И неважно, что куколки эти самодельные самого непрезентабельного вида. Из лоскутков и тряпок сшитые, но Алена каждую любила.
– Посплю только. И уберусь. Но если хотите, можете помочь, – добавила с хитринкой.
Малыши тут же зашептались. Зазвучало уверенное «придем». Такие лапушки! Уборка для них еще игра, а вот для нее – набившая оскомину рутина. Но Алена не жаловалась. Все могло быть гораздо хуже.
Она зябко повела плечами и, подхватив пакет, пошла домой.
Подъезд окутал прохладой и запахом бедности. Иногда Алене казалось, что именно здесь проходил рубеж между подобием жизни и улицей. И никто не мог сказать, какая именно дорога приведет к этой незримой границе. Бабу Люду выгнал муж, с которым она прожила больше сорока лет, а дочери до нее нет дела – своя семья, свои заботы. Толик с Василисой нашли общее на дне бутылки и просто спились. Геннадию Аристарховичу обыкновенно не повезло – одна неудача за другой, а потом и вовсе инвалидность. Но мужчина ничего, держался молодцом, и пусть не ходил, но упорно стремился к нормальной жизни, так же как Голубковы – или Голубки – родители Матвея. Но из болота не так просто выбраться. А в ее положении и подавно.