Метро. За стеклом пролетает бесконечная вереница проводов – смазанная картинка, которая на мгновение приобретает четкость, если напрячь зрение, но тут же расплывающаяся, когда мне надоедает напрягать глаза.
В отражении стекла можно спокойно наблюдать за жизнью находящихся в вагоне людей: их движениями, делами и вещами, которые они имеют. Пускай все это так недолговечно: посмотрел и забыл, выкинул из своего подсознания с твердой уверенностью, что тебе это больше не пригодится, но, кажется, именно в этой эфемерности и есть самая настоящая жизнь – незыблемое чувство всепоглощающей гармонии.
На жестких пластиковых креслах с синей обивкой сидели люди, не догадываясь, что они являются лишь придатком большой цепи – они замкнуты в живой очереди, где только крайние чувствуют себя комфортно. Но это не всегда так: кое-где еще встречаются кремовые кресла с коричневой обивкой и перегородками, отделяющими места на секции по два сидения. Там люди выглядят еще более нелепо: сгорбленные плечи, сомкнутые донельзя ноги.
Я уже давно привык ко всему этому: к запаху метро, которое ни с чем не перепутаешь, запаху духов, который потом еще некоторое время будет стоять в носу, к женскому голосу, объявляющему станции от центра города, и мужскому – в центр, к звуку изредка журчащей воды, которая стекает по параллельному рельсам желобу. Но каждый раз спускаясь в подземные тоннели, мне кажется, что все происходит впервые, и пытаясь вспомнить как надо себя вести, я в тысячный раз читаю основные правила метро, которые белыми буквами кричат отовсюду: «Не прислоняться», «Уважайте друг друга», «Уступайте места пожилым людям, инвалидам, пассажирам с детьми и беременным женщинам».
