Экипаж трясло просто до мрачного отчаянья. Весь зад себе отобьешь, пока доедешь. Некстати зарядил мелкий дождь и настроение стало совсем сумрачное.
« Темный у нас народ, темный. Ничего у мужиков в голове нет. Одна суеверия», -думалось мне дорогой.
Как узнал дворовой, что требуется экипаж до гостиного двора « Велыки Брыки», так закрестился и под ноги сплюнул. И молчит. Как воды в рот набрал.
Я ему : Шельмец, подавай карету, ехать надо»
А он только глазами блымает.
Ну и как тут не потерять остатки терпения.
Говорю ему: « Или ты мне, паскудник, вот сейчас всю правду скажешь, или я тебя собственноручно запорю на конюшне».
И для убедительности моей словесности, я его своей дохтурской тростью по спине то перетянул разок-другой.
А у всякого уважающего себя доктора есть такая трость- солидная, увесистая, с серебряным набалдашником. Трость я себе купил перво-наперво как только прибыл на учебу. И еще пенсню в глаз, на черной бархатной ленточке. Все это придало мне авантажности и лоску необыкновенного.
Достигнув известного возраста, отправлен я был в столицу на учебу , в которой, без ложной скромности, преуспел. В преферанс я мог обыграть всякого, а уж выезд держал лучший на всем курсе. Матушка души во мне не чаяла и червонцы переводом слала регулярно. Окончив учения, прибыл я в родные края. Маменьке уж будет чем гордится. Все же-mediciral bacalavreus-бакалавр медицины, как никак.
–Тамошний гостиный двор славится, да только слава его с душком. Говорят, что не все, кто туда попадает, выезжают назад.
Не знаю, что подействовало, мои уговоры или еще что, но дворовой все же решил заговорить. Так уж лучше было, когда молчал. Сказки мне тут рассказывать вздумал.
–А еще болтают, что в тамошних болотах живет чудовище и оно не против пообедать каким –нибудь заезжим гостем.
–Да что ты такое городишь! Это ж надо, до чего в наших людях мракобесие то сильно. Ну чему ты веришь! На дворе век девятнадцатый, просвещенный, а ты дремучую суеверию городишь. А ну быстро мне кучера веди и вели пролетку подавать. Я двойную цену заплачу, раз такое дело. Но чтобы до темноты довез меня.
Услыхав про двойную цену, мужика как ветром сдуло.
Кучер, которого мне привели, был здоровый, что твой медведь.
До глаз заросший окладистой черной бородой, он с кряканьем забрался на дрожки и мы тронулись.
Попутчицами моими были две девицы весьма смазливой внешности , в прошлом актерки, ныне суфражистки, обеими ногами вставшими на путь женского освободительного движения в России.
Ветер перемен явно выдул последнее соображение из их, завитых по последней моде, голов. И вот им пришло решение, что кабаре, где они выступала( надо отметить , весьма шарман), стало им узкО и ныне женщина способна на более.
Слова они произносили в нос, по французски щебетали бойко , туалеты носили на столичный лад. Разница в возрасте у них была года два, но в глаза не бросалась.
Обе они обладали пикантными мордашками, и ассигнации так и выпархивали разноцветными бабочками из моего кошелька и скрывались за расшитыми шемизетками их корсетов.
Знакомство мы свели за покерным столом и с тех пор были неразлучны, сопровождая их и в театр и в оперу. Поругавшись с директором кабаре и узнавши, что я поеду домой посредством паровоза, прелестницы выразили желание последовать за мной « в деревню, в глушь». Чудо –машина, движимая паром, вызвала множество чувств и эмоциональных потрясений. Заказавши шампанского вина, девы сначала всплакнули, а после разразились пением на два голоса модного в этом сезоне романса:
