© Скукины Дети, 2019
ISBN 978-5-4496-5776-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Твоя задача стоять неподвижно, не издавая ни звука. Как только ты заметишь выводок извивающихся змей под ногами и стаю чёрных птиц кружащих над головой, у тебя будет лишь один шанс остаться невредимым. Только ты захочешь отогнать одних, на тебя тут же бросятся другие. Знай это. Топнешь ногой – и змеи поструятся по сторонам, но птицы, – они только этого и ждут, – как по команде ринутся на тебя с такой скоростью, что ты не успеешь поднять головы. Всё пропало и в противоположном случае: стоит тебе махнуть рукой на стаю птиц, как они разлетятся в разные стороны, а змеи, – не успеешь заметить, – обовьют тебя с ног до головы так стремительно, что последний вдох твой не будет глубоким. Стой неподвижно: змеи под ногами, птицы над головой, – они заметят тебя только тогда, когда ты начнёшь для них существовать, когда ты начнёшь… реагировать. Существовал ли ты до того, как среагировал? Скорее всего, ты просто подумал, что можно изменить позу на более удобную и выгодную, и тем самым только пробудил их. Существование есть уязвимость.
Моё присутствие в мире и мир в моём присутствии функционируют по определённым законам. Они представляемы мною. Нельзя сказать, что мир существует по известным мне законам, они мне неизвестны – я способен их лишь представить. Моё же присутствие в мире немыслимо без моего представления о том, как он функционирует. То же и для мира: функционирование для него невозможно без его представления обо мне. Он так же не властен надо мною, попирая мой собственный закон, как и я не властен над ним в том же самом случае. И нам приходится считаться друг с другом, а не только мне с ним, как можно подумать на первый взгляд, иначе бы мы не смогли сосуществовать, а мы сосуществуем. Сосуществование это, однако, во многом, не взаимопроникновенно, оно более обособленно, чем связано. Для меня мир внешен: я существую отдельно, но ни отделимо. Для мира внешен я, где «внешен» здесь лишь характеристика поведения, но не места.
Принять мир – значит принять доминирование его законов над своими. Это значит утвердить источник не власти, а источник происхождения этих законов выше и истиннее своего источника, пускай он и, в конечном счёте, может быть не отделён от мира. В общем и целом это есть не что иное, как складывание полномочий и передача ответственности: поскольку источник законов мира становится выше, весомей и первостепенней, равно как и сам мир, стало быть, и судьи и палачи мира сего, так же – выше. А что есть у меня – возможность представлять одновременно и закон мира и свой, и я становлюсь непримирим. Я непримирим с миром и мир между нами не наступит никогда, поскольку он требует от меня признания его истинности, – то есть превосходства, – а не моей. Я же, вынужден отвергнуть это требование, по тем же причинам, по каким не могу принять его. В случае признания его истинности мир также не наступит. К добровольно примкнувшим мир проявляет равнодушие и ищет восставших. Носитель бунта, а стало быть, и источник бунта заглавная его цель. Знание причин бунта и следующих за ними возможных последствий и результатов есть гарант его дальнейшего стабильного функционирования.
Я могу ненавидеть эту махину, могу любить, но тогда она будет равнодушна. Я же – непримирим, а значит необходим. Это не значит, что я признал источник его законов первостепенным. Я просто ищу гарант своего дальнейшего существования.
Всякий раз, когда я сталкиваюсь с желанием, оказывающимся сильнее моей воли, я не вижу другого выхода, кроме как либо поддаться ему, либо найти желание более сильное, чем это. Становиться сильнее самому незачем, ибо я не слаб, не силён, я – ищу. Если же более сильное желание снова окажется сильнее моей воли, я буду искать другое. Таким образом я не испытываю силу своей воли, а ищу то, чего в действительности хочу. А хочу я уличить желание в наготе, иначе – в преступности. Что значит найти желание? Это значит изобличить его. Моя задача не пристыдить его, не поймать, а понять. Чтобы понять, нужно не прятать и не прятаться, а искать и выявлять.
Слова имеют вес в том случае, когда за ними скрывается молчание. Но не пустое, а тяжёлое, вымученное. Такие слова могут быть поданы и хладнокровно и громко: в первом случае они превращаются в вечную мерзлоту; во втором – в сезонные ветра.
Меня носит по замкнутому кольцу своих мыслей. Чего я хочу больше всего – разомкнуть это кольцо. Если таким образом я не сумею достигнуть желаемого умиротворения, то хотя бы дам свободу мыслям. Если хоть они получат своё, то и для меня надежда на то же самое окажется не беспочвенной, не оправданием, а чем-то, пускай утешительным, но не призрачным.
Я лежал и не мог понять – какую мать больше люблю: ту, которая не смогла стать той, какой должна была стать; ту, какая должна быть; ту, что несётся неведомо куда, вращаясь вокруг солнца; или же ту, что несовершенством своим породила метания мои в этом вопросе и сам вопрос. Я не смог понять, не смог сделать выбор, то есть всё-таки – последнюю, свою?
