Человек часто забывает о том, насколько коротка наша жизнь. Мы живем на периферии своего существа, живем чем-то преходящим, поверхностным. Но человек никогда не сможет удовлетвориться только временным, преходящим. Многие люди с какой-то агрессивной радостью пытались и пытаются отыскать научные аргументы, ниспровергающие древнее учение о том, что человеческий дух неразрушим. Это стремление лишить человечество самой сокровенной надежды напрасно выступает под лозунгом научности, потому что во всех цивилизациях была эта вера в бессмертие. Мы все – гости в этом мире, пришедшие из тайны и уходящие в тайну. Здесь всё, что есть в нас Божественного, – наша душа, наша личность, наша совесть – растет и воспитывается. Нам открыто, что эта короткая жизнь имеет огромное значение, потому что она есть школа Вечности.
Протоиерей Александр Мень. Тайна жизни и смерти
Любовь и прощение – две великие силы, спасающие мир.
Какие человеческие страсти,
Характеры, достойные баллад!
Они срывают ранний виноград
Любви и смерти, боли и участья.
Ей было пятьдесят шесть лет. Она была худенькой и совсем седой. Семь лет она провела в постели. Ее позвоночник был безнадежно разбит при аварии. И теперь ее уделом было лежать, глядя в потолок или в телевизор, качать головой, открывать и закрывать глаза и выталкивать из себя тихие короткие фразы. Ясное сознание при таком теле – тяжелое испытание. Не каждому по силам. Одни при этом становятся злыми, агрессивными, требовательными, как будто весь мир у них в долгу. Другие превращаются в «капусту», ничего не желая, подчиняясь пассивному течению бессмысленных дней. Мария Петровна была иной.
Она хотела жить, жить полной грудью, всем телом, каждой клеточкой. Ее оболочка была для нее непригодна. Такое кипение энергии, такую волю я встречала редко. Мария Петровна говорила мне: «Я не верю, что это на всю жизнь. Во сне я хожу, чувствую землю и даже летаю. Я верю, что однажды встану».
Мария Петровна была знакомой моих друзей. Меня попросили посмотреть ее, и так я впервые вошла в ее дом. Меня умилил его уют. Гобелены на стенах создавали очень комфортное, спокойное состояние души. Позже я выяснила, что гобелены были вышиты Марией Петровной собственноручно пару десятков лет назад, но еще не утратили красок, свежести, художественного благородства. На гобеленах в восточном стиле были красно-желтые цветы, пагоды и одинокие фигуры. И мне почудился запах сандала – так мастерски они передавали стиль и настроение.
Мария Петровна лежала в постели у стены, украшенной таким же гобеленом, и сливалась с ним, потому что ее душевно-психическое состояние ничем не нарушало эту восточную задумчивую картину. И, уловив это, я поняла, что судьба преподнесла мне встречу с неординарной женщиной.
Позже, общаясь с ней, я изумилась ее памяти. Она помнила и свободно цитировала Омара Хайяма, Николая Бараташвили, Бориса Пастернака, Осипа Мандельштама. Она помнила английский язык и, напрягаясь, старательно выговаривала старые английские пословицы, заставляя меня стыдиться моей институтской пятерки, ибо я ничего не понимала. Будучи в прошлом инженером-механиком, Мария Петровна высказывала почти профессиональные суждения об экономике, политике, праве, медицине и других областях жизни, получая новую информацию только из телевизионных передач. Она с удовольствием говорила со мной о Польше: о литературе, музыке, политике. Еще меня поразило то, как она без запинки перечислила сразу десять знакомых ей названий польских городов.
