Я сбежал по ступенькам и выскочил на улицу. После полумрака подъезда больно ударило в глаза яркое весеннее солнце. Сделав пару шагов практически вслепую, я не столько почувствовал, сколько услышал, что вляпался в лужу. Наклонив голову и пытаясь хоть что-то разглядеть под ногами в солнечных бликах, тут же получил за шиворот пару-тройку здоровенных, холодных как лед капель с козырька входной двери, что заставило меня выпрямиться и сделать еще несколько торопливых шагов. Снег на газонах еще не растаял, а на дороге были уже огромные лужи. Лучи солнца отражались и от того, и от другого. Куда ни глянь – яркий, слепящий свет. И теплынь… Я улыбнулся, с наслаждением вдохнул полной грудью чарующий весенний воздух, наполненный запахом талого снега, ручьев и самого солнца. На душе сразу стало как-то легко и радостно. «Так. Первый день весенних каникул. Надо запомнить и этот день, и это ощущение легкости и свободы, – подумал я, – когда еще будет так хорошо безо всякой на то причины?» Внутренний голос тут же отозвался с мамиными интонациями: «Смех без причины – признак дурачины!» Ну и путь! Ну и пусть, – решил я и пошел в буквальном смысле «куда глаза глядят», ибо в первый день каникул так хочется просто насладиться свободой!
– Птахин, ну-ка, поть сюды! – услышал я знакомый неприятный голос. Сквозь солнечные блики я разглядел компанию, сидящую на ограждении хоккейного корта. «Опять эти…» – мелькнула в голове мысль. Компания эта была из соседнего двора. Собственно, самого двора, как такового, у того дома не было, поэтому соседские пацаны частенько собирались в нашем дворе. У нас двор большой. Взрослые своими силами построили корт и баскетбольную площадку, а еще песочницу и «лазалки» для малышни. Молодежь с окрестных домов от мала до велика ошивалась в нашем обустроенном дворе. В нашем доме ребят моего возраста было мало, поэтому как-то само собой сложилось, что верховодили тут соседи. Среди них было немало хулиганов и просто разбитных личностей. Всем, кто появлялся во дворе, они давали клички и прозвища, как, впрочем, и друг другу. Меня называли «Птахин», видимо, из-за того, что фамилия у меня Куликов. Мне очень не нравилось, что меня называют каким-то там прозвищем. Но, как говорится, плетью обуха не перешибешь, и я с этим мирился. Тот, что меня окликнул, был у них главный. Он был на два года старше нас и значительно сильнее физически. Все называли его «Крест», хотя на самом деле его звали Сашка Крашенинников.
– Давай, давай, подгребай ластами, – снова обратился он ко мне. По большому счету, у меня с этой компанией был нейтралитет. Особо они на меня не задирались, я же, в свою очередь, тоже старался держаться с ними ровно. Но поскольку другой компании во дворе все равно не было, приходилось общаться с ними. Нет, в школе у меня, конечно, были приятели и один закадычный друг, но жили они все в разных районах города, поэтому вне школы общались мы не так часто. А эти – всегда тут, как ни приди. Деваться, вроде как, некуда.
Я свернул с дорожки и неторопливой походкой направился к корту.
– Привет, братва, как дела? – выдал я дежурную фразу.
– Птахин, а ты куда намылился? – поинтересовался Крест.
– Так, никуда. Воздухом подышать. А вы чего тут?
– «Воздухом подышать»! Тебе чего, дома воздуха не хватает? Так ты это, гони бабки, мы тебе воздуха подгоним! – ухмыльнулся Крест. Сидевшие рядом с ним пацаны захихикали.
– Недорого возьмем, – поддакнул один, Леха, по кличке Беззубый. У него и в самом деле не было двух передних зубов. Леха всех уверял, что выбил зубы, упав с большой высоты, когда со старшими ребятами ползал по скалам. В другой раз, правда, говорил, что ходил на ледник с братом-альпинистом. А однажды, чисто по секрету, рассказал, что потерял зубы, когда его учили ездить на спортивном кроссовом мотоцикле друзья его отца. Короче, врал, как мог. На самом же деле зубы ему, скорее всего, выбили в какой-нибудь очередной драке, в которые он постоянно ввязывался, что называется, на ровном месте.
– Короче, Птахин, дело есть, – прервал смешки друзей Крест, – ты мамку Мелкого знаешь?
– Анну Федоровну? Ну, знаю. Так её все знают.
– Короче. Сходи к ним прямо сейчас, лады?
– Зачем?
– Да Мелкого гулять не пустили, а он нам нужен. С нами не пустят, а с тобой пустят. Сходи, отпроси его у мамани погулять на часик.
– Чего это он вам так понадобился?
– Ну, у нас тут свои заморочки. Нужен и все. Позови его, а? Лады?
– Ладно, позову. Но если не отпустят, я не отвечаю.
– Ниче, ниче. С тобой верняк отпустят. Скажи ему, мол, Крест зовет.
Я поплелся к соседнему дому, размышляя по пути, что за срочность такая – Мелкого звать? «Мелким» называли Валерку Кинёва из-за его худосочного телосложения и невысокий рост. Впрочем, и характер у него был слабый и податливый. Все им помыкали, кому не лень, а он никому не мог отказать или слово против сказать. Особенно командовал им Крест. Прямо с наслаждением каким-то, с издёвкой даже. А Валерка все терпел и подчинялся. Может, для того Валерку и позвать просит, что командовать некем? Те, что сегодня с ним, тоже как бы «подчиненные», но в гораздо меньшей степени. Они и огрызнуться могут. Не часто, но могут. А Мелкий, он и есть Мелкий. На нем и злобу сорвать можно, и просто поизмываться. Так, от нечего делать. «Придворный шут прямо какой-то» – пришло мне в голову неожиданное сравнение. Но при этом шевельнулась где-то в глубине души жалость к этому безропотному и беззащитному парнишке. «Да черт с ним! Это их дела. Позову, а там пусть сами разбираются, а я… – я вдруг задумался, – а я… А я что? Куда идти, чем заняться?» Настроение испортилось. Вот Крест! Одним своим появлением все весеннее настроение разогнал!
