Такого отстранённого взгляда я ещё не видел. Глаза лишь механически бегали из стороны в сторону: ни интереса, ни испуга, ни тревоги или злости. В них не было ничего. Пустота. Такая пугающая пустота, что хотелось убежать от неё подальше, лишь бы она не поглотила и тебя заодно, словно чёрная дыра.
Таким Виктор Иванович приходил на работу каждый день, в своём стареньком пальто цвета пасмурного неба и грязно-коричневых ботинках. Он совершенно не казался неряшливым или странным, но он чем-то, помимо глаз, точно отличался от всего остального коллектива, и от меня, в том числе. Его обязанность заключалась в проведении самых тяжелых операций, за что его уважал весь город и даже за его пределами. Только делать он это стал без былой увлечённости, интереса, но с той же сосредоточенностью и аккуратностью. За его плечами одна единственная смерть, и то, ситуация была безвыходная.
Странно мне было слышать о совместных выходных и праздниках у коллег по работе, ведь Виктор Иванович и я, его подопечный в хирургическом кабинете, даже редко когда разговаривали друг с другом не о пациентах. Но однажды я всё же не вытерпел:
– Ну вот, спасли, казалось бы, ещё одного безнадёжного бедолагу! Неужели вы даже не улыбнётесь? Да что же с вами такое?
На секунду мне показалось, что в его глазах что-то сверкнуло, но это оказались очки, плотно прилегающие к носу врача.
– Не идёт дело… не идёт.
– Что? Какое ещё дело? Вот же, смотрите, дорогой Виктор Иванович, все живы здоровы!
Но я заработал лишь ещё один мимолётный блеск серебристых очков и кроткое «не отвлекайся», хотя отвлекаться уже было не на что. Желание узнать, в чём дело, и если будет необходимость, предоставить свою помощь, только сильнее запылало жарким огнём в моём сердце. Но на сегодня разговор уже был исчерпан, поэтому я поплёлся домой, обдумывая, какая сильная буря могла так сильно засыпать человеку глаза, что он перестаёт видеть всё вокруг, кроме рутинной работы.
Однажды я решил наведаться прямо домой к Виктору Ивановичу, хоть и не был абсолютно уверен в том, что не останусь стоять за дверью до самого утра. Но прежде чем постучать в массивную железную дверь, я приложился ухом к замочной скважине. А услышал я то, чего не слышал, наверное, несколько лет. Его смех. Удивительно, каким звонким оказался его бас, какой детской весёлостью было наполнено каждое «ха-ха-ха». Гадая, над чем же так сердечно потешается Виктор Иванович, я смог постучаться только минуты через три. И, кажется, сделал это зря, так как смех тут же прекратился, будто кто-то заморозил голосовые связки многоуважаемого хирурга.
Виктор Иванович пристально посмотрел в глазок, затем нехотя отворил дверь и уставился на меня таким строгим взглядом, что мне захотелось закрыть дверь с внешней стороны и больше никогда не беспокоить этого странного человека. Лишь в первую секунду, когда наши взгляды пересеклись, мне показалось, будто глаза его были чуть менее пустыми, чем обычно. Все оттенки коричневого и серого были собраны здесь, в квартирке хирурга. Я успел заметить кусочек обоев, уныло свисающий со стены, да небольшую табуретку, а под ней две пары обуви. Странно, ведь такие люди как он, обычно прилично зарабатывают! Двери были наглухо закрыты, а всё остальное я просто не мог разглядеть за врачом.
– Почему бы вам немного не обновить интерьер? – Улыбнуться и сказать что-то более приветливое у меня не получилось: уголки губ, будто сами ползли вниз от пристального и серьёзного прищура Виктора Ивановича.
– Почему бы тебе не убраться отсюда? – Я понял, что он хотел задать этот грубый вопрос как можно надменнее, но у него не вышло. Последние искорки смеха в его голосе бесследно исчезли, а пустота вернулась вновь. Я был в растерянности.
– Над чем это вы так безудержно смеялись? Давно я не слышал вашего смеха, – Я вновь попытался начать разговор как можно добродушнее.
– Я? Смеялся? Дружок, ну и покажется же такое…
– Да нет же, я точно слышал ваш смех! – Изо всех сил я старался не переходить на крик, но возмущение в моём голосе слышалось всё отчётливее, всё яснее, – Почему вы это отрицаете? Вы прячете что-то запрещённое?
– Абсолютно ничего. А ты впредь постарайся не докучать людям, приходя к ним домой без какого-либо предупреждения. Будь добр, оставь меня в покое.
Хирург не то чтобы с хлопком, но с некоторой силой закрыл дверь, выпроводив меня в мрачный и холодный подъезд. Больше стучаться я не намеревался. Недовольным взглядом я в последний раз скользнул по двери Виктора Ивановича и вышел из подъезда в сторону своего дома. Не ночной свежий воздух наполнял мои лёгкие, а темнота, такая скользкая и прохладная, что мурашки пробирали до самой спины. Я не обладал хорошим зрением с самого детства, но смог увидеть отдалённые мигающие огоньки в небе – звёзды. Я замедлил шаг, затем остановился совсем, запрокинул голову, практически расслабляя шею. Я не мог до конца осознать, что в буквальном смысле вижу прошлое, смотрю на эти звёзды, вглядываясь до боли в глазных мышцах. Видеть прошлое. Скорее всего, этих удивительных громадных небесных светил уже не существует, а я, как бывалый путешественник во времени, могу любоваться ими чуть ли не каждую ночь. Космос – крайне загадочная штука.
