Эта история случилась в тот самый знаменательный день, который в народе с тысяча-девятьсот-лохматых годов зовут праздником всех женщин Восьмое марта. И началась она именно тогда, когда ученица седьмого «В» класса Зоя Редькина вместе с матерью и братом-первоклассником вошла в единственную комнату своей родной квартиры.
На дворе стояло праздничное утро: вся страна отмечала Восьмое марта. Хорошо встретил его и удалой Зоин папаша, регулярно пьющий сантехник Редькин: на всю квартиру раздавался его громкий праздничный храп.
Увидев спящего и храпящего муженька, мать Зои и Толика, работница одеяльно-матрацной фабрики Клавдия Редькина привычно расстроилась: ведь, чтобы заработать семье на праздничный обед, с раннего утра она вместе с наследниками торговала возле супермаркета мимозами. Владелец большого склада цветов и плодов, добрый человек Карен Бабкенович, часто давал всей округе заработать – по сниженной цене отпускал цветы на реализацию. Не отказал и сегодня.
И вот мимозы проданы, продукты куплены – но никто в квартире Редькиных не встречает с объятиями маленький трудовой коллектив. Отец семейства спит, не собираясь ничем, кроме носовых рулад, радовать своих близких… Даже входная дверь оказалась незапертой. Чувствовалось, что праздника так сегодня и не будет.
Не будет, это точно! Зоя первой осознала это. Потому что дверь не заперта, папаша спит, а… в квартире побывали воры! Всё, абсолютно всё находилось на местах в единственной комнате и маленькой прихожей. И только пианино, прекрасного чёрного пианино фабрики «Аккорд», там, где оно всегда стояло, теперь не было! Осталось от него лишь пустое пыльное место – серый прямоугольник у стены.
Его не оказалось ни в ванной, ни на кухне. Укатило пианино на своих колёсиках в неизвестном направлении. О том, что укатило, красноречиво говорили следы на полу. И даже царапина осталась на повороте.
Такого вероломства от папаши Зоя не ожидала. А уж тем более в светлый праздник всех дочек страны… Понятно на все сто процентов: папаша пианино продал, а деньги пропил – и спит теперь счастливо!
Зоя всё ещё не могла до конца поверить в это, а потому по двадцать седьмому разу принялась обшаривать их немудрящее жильё – а вдруг всё-таки завалялось где это пианино, вдруг она просто устала и его не замечает?..
«Где же оно? Где моё прекрасное пианино? – горевала Зоя. – Как вообще это могло случиться?» Чёрное пианино – это была её единственная личная вещь. Пианино подарила незадолго до своей смерти тётя Маруся – мамина сестра. Все родственники обещали Марусе, что не притронутся к пианино и ничего с ним не сделают, пока Зоя сама этого не захочет. Даже специальную дарственную бумагу тётя Маруся, которая очень любила кроткую Зою, для этого составила. Знала, что к её мнению прислушиваться особо не будут, если что. А так – документ. Бумага отпугивала своей грозной печатью.
И до последнего времени, даже в самые голодные времена, на музыкальный инструмент никто не покушался. Да, пусть Зою ругали, пусть соседи возмущённо стучали в стенку, когда девочка исполняла, громко себе аккомпанируя, арии собственного сочинения. Или когда она импровизировала в разных стилях. Её просили не долбить по клавишам и не петь, грозились руки ей за спиной завязывать и рот скотчем заклеивать, но Зоя продолжала играть.
И, тем не менее, ничего с её инструментом не делали, помня завещание тёти.
И вот теперь папаша это совершил!.. Но ведь обещал же не трогать! Как же так? Он, правда, регулярно что-нибудь пропивал – недавно вот дублёнку материну пропил и пластиковый электрический чайник. А на пианино не покушался. Ни-ког-да. Значит, сегодня-таки покусился, беспринципный человек…
… – Что, правда, что ли, пианино нету? – удивилась мать.
– Да… – ответила Зоя – и первая слезинка покатилась из её глаза.
– Он? – мать ткнула шапкой в сторону папаши.
– Наверно…
Мать принялась будить отца, чтобы спросить, куда он фортепьяно дел, но тот не реагировал – сладко шлёпал губами и продолжал смотреть праздничные сны.
– Самая дорогая вещь в доме пропала, а он хоть бы хны! – возмущалась мать.
Она с проворностью, которой позавидовал бы любой полицейский, быстро обшарила папашины карманы, но денег там не нашла.
– Пропил ведь фортепьяно, подлец! Пропил наш праздник, пропил, пропил! – горя обидой и возмущением, ругалась она и била мужа по физиономии мохеровой шапкой, на которой снежинки не спеша превращались в дождинки.
Поняв, что всё напрасно и бить лежачую тушку бесполезно, мать уселась за стол на кухне и принялась горевать. Сумки с праздничными продуктами сиротливо жались к её ногам, но она не замечала их. Вот такой невесёлый праздник ждал Клавдию Редькину…
А Толик Редькин встал в самом центре пыльного прямоугольника, оставшегося от пианино, и, радостно улыбаясь, вскинул руки вверх.
– Ура! – воскликнул он.
– Я тебе сейчас дам «ура!» – всхлипнула Зоя и погрозила брату кулаком.
А Толик продолжал чувствовать себя счастливым. Он понял: Восьмое марта – это чудесный праздник, потому что именно на него, а не под Новый год, сбываются желания. Сколько раз он загадывал, чтобы ненавистное пианино исчезло наконец из квартиры. Правда, Толик добавлял всегда к этой просьбе ещё и то, чтобы вместе с пианино испарилась из дома и сама пианистка. Но без её любимого инструмента сестру он ещё терпел, так что все равно мог считать, что желание его исполнилось.