В морозный январский день в старинном городке на Волге-реке появилась на свет девочка. И дали ей родители красивое русское имя Катерина. Ну, «Катерина» – это официально, так на карточке больничной писали да на рецептах (малышка в стационарах да поликлиниках частым гостем была). А дома Катю по-разному величали: кто Катюша, кто Катерина из Берлина, кто Королева-Шантаклера. В садике – вообще никак: Катю, всеми любимую, единственную-неповторимую, туда попросту не водили (ещё заразу какую подцепит!). А самой девчушке нравилось имя, которое для нее папа придумал, – Кот-плут.
Всё у Кати было: две уютных квартиры (бабушкина-дедушкина и родительская), дача (пять соток), много игрушек, музыкальный слух и голос в придачу, светлая голова да глазки серые. Всё да не всё. Кошки у девочки не было. Как же так? Ведь Катя даже первое слово не «ма-ма» произнесла, как большинство деток, а… «мяу» (если семейной легенде верить). А дело всё в том, что был живой, тёплый котёнок для Катиной семьи настоящим табу. Врачи у ребёнка аллергию на шерсть-пыль, сладости и прочие вещи обнаружили, да еще и бронхиальную астму поставили вдогонку. И откуда взялась проклятущая? Ведь проворные бабушки влажную уборку с самого рождения малышки дважды в день проводили. На Катю даже дышать боялись. А теперь и самой девочке лишнего вдоха сделать не разрешают: духи-цветы-гости – под запретом, сладкое – ни-ни! Какие уж тут кошки!
О живых, действительно, и речи быть не могло, зато других – пруд пруди. Кошки-погремушки в коляске, желтый пластмассовый котик Вася. Мама Васю на люстру подвешивала и раскачивала, чтобы крошечная Катя на него из своей первой деревянной кроватки с прутьями глядела и засыпала быстрее. А Катя всё равно глазёнками хлоп-хлоп – и упорно не спит; голосит, пока бабушка на соседнюю кровать не ляжет, кроватку Катину не покачает да десяток колыбельных не споёт.
Девочка растёт, перебралась на детскую софу. А бабушка всё так же, с соседней кровати, читает внучке на ночь сказки одну за другой. Про белоснежную ангорско-заморскую красавицу из «Кошкиного дома» Маршака; следом – про несчастного котёнка, которому большие машины домик сломали, а потом новый построили… Но и книжные котофеичи с трудом Катину бдительность усыпляют. И газета «Северный край» не усыпляет, и янтарь в коробочке под подушкой (для солнечных сновидений). Нет сна – и всё тут.
Вот и большая кровать-полуторка – первый класс на носу, пора Кате начинать новую, школьную жизнь в родительской квартире. Школа – место страшное: детей много, общаться с ними сложно, в мире взрослых Кате куда привычнее. Рядом с её подушкой теперь – валяный коричневый Мурзик с прозрачными зелёными глазками-пуговками и неестественно розовым носиком. Он должен бережно охранять девочкин сон, который опять куда-то запропастился. У Катюшки каждый вечер истерика. Бабушкина кровать теперь далеко – в квартире мамы с папой девочка спит в отдельной комнате (большая уже). Хорошо хоть, что Катина и родительская комнаты смежные, и рыжие котятки улыбаются с настенного календаря, успокаивают. Да, убедить Катю, что после «Спокойной ночи, малыши» надо укладываться спать, в 7 лет так же непросто, как и в 7 месяцев. А ещё сложнее её убедить, что мечта о живом котике-пушистике несбыточна. Катя упёртая, упрямая (истинный козерог!).
Катя, кстати, к школе довольно быстро адаптировалась: завела подружку, училась на одни пятёрки, стремилась во всём быть первой. Мечтала поскорее взрослой стать, чтобы из школы самостоятельно возвращаться, а не за ручку с бабушкой-дедушкой, с мамой-папой. А те ради Кати ехали через весь город, а порой и работу на полдня бросали (90-е – время лихое, но ребёнку это не объяснишь). Аллергия потихоньку сдавала позиции, а Катины родственники – нет. Заводить домашнего любимца по-прежнему боялись – вдруг болезнь вернётся. А девочка сдаваться не думала: всё упрашивала родителей завести котёнка. Они откупались новой игрушкой, хризантемой в горшочке, но Катю не проведёшь – ей нужен КОТ.