Маргарита не могла понять до конца, что мужа больше нет и никогда не будет. Он погиб у нее на глазах, но все равно, просыпаясь одна каждое утро, она пыталась услышать рядом его ровное дыхание.
Проходило, наверное, несколько минут, прежде чем она понимала, что дома одна и муж никогда сюда не вернется. Маргарита быстро вставала, стелила постель и бежала готовить завтрак: овсянка, круассан и кофе. Завтрак всегда был одинаковым.
В то утро Маргарита как раз сделала большую порцию слоеного теста и забила морозилку этими пижонскими булочками, которые так любил муж, и довольно странно было думать, что вечером он погиб, сама она провела неделю в больнице, а круассаны мирно ждали своего часа, и ничего с ними не произошло.
И Маргарита их ела, потому что они были из прошлой, счастливой, жизни.
И овсянку варила по той же причине.
После завтрака начинался пустой и бессмысленный день, когда идти некуда и не к кому, да и заняться особенно нечем. Маргарита убирала квартиру, готовила обед, все, как при муже, но времени, которого раньше всегда не хватало, вдруг сделалось неправдоподобно много.
Никто не звонил и не писал ей: друзья и родственники исполнили свой долг, помогли, побывали и у мужа на похоронах, и у нее в больнице, теперь она должна сама обращаться к ним за поддержкой и сочувствием. Но Маргарита не хотела никого обременять, зная, что люди не любят горя.
Она сходила бы в зал, но боялась, что ее сочтут бездушной, или, как говорила мама, «черствой», если она встанет на беговую дорожку так скоро после смерти мужа.
Какое слово – «черствая»… От безделья Маргарита начинала мысленно катать это словечко, как гоняют леденец во рту. Что оно значит? Синонимы, антонимы какие у него? Черствый – мягкий? Нет, это твердый – мягкий, а черствый какой? Сдобный?
И Маргарита поднимала голову, чтобы спросить мужа, и только через несколько секунд вспоминала, что его больше нет.
При выписке из больницы ей дали визитку психолога, и Маргарита думала, что надо бы сходить, но тут же возражала себе, что она не сумасшедшая, так зачем отнимать время у занятого человека? Ни один психолог, даже самый лучший, не вернет ей мужа, а с горем она когда-нибудь справится. Или нет, но это уже не важно.
Странно, но самой крепкой нитью, связывающей Маргариту с миром, оказались полицейские, расследующие дело о взрыве. И то они стали беспокоить ее все реже и реже, наверное, окончательно сняли все подозрения. Поняли, что такая не приспособленная к жизни особа, даже если и хотела избавиться от мужа, не в состоянии смастерить взрывное устройство или заказать его в интернете, и утратили к ней всякий интерес.
Маргарита выставила сигналы телефона на максимальную громкость, и часто проверяла его, но не было ни пропущенных звонков, ни сообщений. Ее будто выкинуло из потока жизни…
* * *
Если бы перед Мстиславом Зиганшиным вдруг появился волшебник или, на худой конец, золотая рыбка с вопросом: «Чего тебе надобно, старче?» – он без малейших колебаний ответил бы: «Спать». Ни на секунду бы не задумался.
Раньше, особенно в молодости, он легко переносил дежурства в авральном режиме и считал себя стойким к бессоннице человеком. Но тогда у него не было маленьких детей.
Фрида предлагала ему ночевать отдельно, в гостиной, например, или у Льва Абрамовича, все-таки муж один кормит семь ртов и имеет право на полноценный отдых, и Зиганшин в принципе был с ней согласен, но покинуть супружеское ложе в самый ответственный момент… Нет, он не слабак и не предатель!
Вот и ходил как зомби, каждую свободную минутку используя на то, чтобы вздремнуть, и, наверное, незаметно для себя перешел на какой-то новый уровень, потому что мог теперь выключиться из любого положения.
Как голодающий с тоской вспоминает о блюдах, которые когда-то мог съесть, но не захотел, так и Зиганшин сокрушался о зря растраченных часах. Как можно было быть такими идиотами, чтобы по полночи смотреть сериалы или, того хуже, лежать и пялиться в потолок, размышляя о всякой ерунде? Непростительная расточительность! Зиганшин чувствовал, что еще чуть-чуть, и секс тоже покажется ему преступной тратой времени, отведенного на сон.
Разобравшись со срочными делами, Зиганшин вернулся к себе в кабинет и сел якобы за компьютер, а на самом деле немножко подремать. Голова плыла, и требовалось дать себе несколько минут быстрого «волчьего» сна, чтобы снова мыслить ясно.
Откинувшись на пружинящую спинку офисного кресла, он закрыл глаза и почти отключился, как вдруг услышал громкий стук в дверь, которая сразу же широко отворилась.
В кабинет стремительно вошла очень полная и очень накрашенная женщина в сером сарафане и яркой шелковой кофточке.
– Здрасте! – сказала она, с грохотом потянув для себя стул. – Наконец-то я до вас добралась!
– Звучит зловеще, – пробормотал Зиганшин.
Посетительница энергично протянула ему руку. Мстислав Юрьевич пожал, отметив, что у гостьи, несмотря на полноту, изящное запястье и тонкая кисть.
Вообще она, наверное, была бы довольно миловидной, если б не тонны жира и косметики.
