Алая, в свете закатного солнца степь засыпала… В дремотном, остывающем от дневного жара небе кричала птица, то ли плача по уходящему дню, то ли ликуя от того, что он идёт на убыль… По степи шёл человек, бережно держа за руку ребёнка…
– Ты всё ещё сердишься на нас, учитель?
– Нет, дитя, не сержусь.
– Почему же тогда так тягостно?
– Так устроен мир, дитя, у каждого поступка есть своё продолжение… Вы потеряли то, что для вас важно, и поэтому теперь болит душа.
– Значит, из-за нас они никогда не найдутся, учитель?
– Не печалься, дитя, обязательно найдутся! Пусть пройдёт время. Ты ведь знаешь, что такое время, дитя?
– Знаю, учитель… Время это река.
– Ты ошибаешься, дитя! Время не река, время – Бог. И он с тобой каждое твоё мгновение, потому что это мгновение и есть Он сам…
Пылающий диск солнца последним лучом своим тронул землю и медленно утонул в тяжёлом шёлке густой, баюкающей ночи…
* * *
Скорость! Как он любил скорость… Благодаря ей, он становился недосягаем. Мир летел мимо него в тщетной попытке удержать, остановить. Деревья беспомощно протягивали к нему свои ветви, покрытые пёстрой осенней листвой, сменяя друг друга в мгновение ока. Пыль, взметнувшись из-под колёс, вставала позади удивлённым, растерянным облаком и жалобно тянулась вслед тающим шлейфом. Выгоревшая на солнце трава стелилась бесконечным пледом, обманчиво приближая горизонт, над которым раскинулось ярко-синее небо. Только осенью оно бывает таким – густым, глубоким, пронзительным… Ещё совсем немного, всего лишь лёгкое давление ноги на педаль и он взлетит в это небо, в его манящую свободу, а небо, должно быть, рассыплется навстречу бесчисленным количеством ледяных, колючих брызг!…
Игорь давно мечтал о такой машине, она даже снилась ему. И теперь, хвала небесам, он – её счастливый обладатель! Мать, наконец, насытилась его унижением и милостиво согласилась сделать очередной подарок. У них с матерью всегда так, Игорь уже привык. Сколько он себя помнит, она ни разу не дала ему ничего просто так. Даже в детстве, пожелав что-либо, Игорь для начала выслушивал длинную речь о своей ничтожности, затем следовало отказаться от всего, что было ему по душе и делать то, что по нраву матери. Её, к примеру, мало интересовало, что он любит яблоки. По мнению матери, правильным было любить груши, и если Игорь всё же хотел получить желаемое, то должен был поглощать ненавистный фрукт столько времени, сколько она сочтёт нужным. Несмотря на то, что Игорь любил музыку, ему пришлось изучать живопись, запах красок стал вызывать тошноту, он возненавидел кисти и до сих пор обходит стороной музеи, но зато он получил в распоряжение пианино, которое так хотел. Стоило ему сказать, что синий цвет он предпочитает другим, тут же всё вокруг становилось зелёным, жёлтым, фиолетовым – каким угодно, только не синим. Когда-то Игорю было интересно, почему мать так поступает с ним. Он хорошо помнит, что пробовал сопротивляться, однако, не менее хорошо помнит, к чему это привело. Какое-то время Игорю казалось, что он несчастлив, но потом вслед за привычкой пришло безразличие. Он смирился. И разделил себя на две части. Одна из них была настоящим Игорем, а другая – Игорем, угодным матери. И если ради того, чтобы побыть самим собой, необходимо было сделать что-то совершенно ему противное, что ж – он согласен! Вот и этот тёмно-синий «Бугатти» достался ему нелегко. Для этого ему пришлось получить диплом финансиста в престижном университете Канады, а потом начать нудную карьеру в одном из банков матери в Монреале, и только он, Игорь, знает, чего это стоило. Он мало смыслит в цифрах, далёк от математики и экономики, как северный полюс от южного и, порой, ему кажется, что он не выдержит… Но теперь можно хоть немного отвлечься… Теперь Игорь сидит за рулём своей мечты, и это окупит все его страдания! Двигатель одна тысяча двести сил, и разгон – до ста километров за две целых и пять десятых секунды! У него есть скорость! И она позволяет забыть обо всём, даже о матери и о постоянном, безотчётном страхе, который Игорь испытывал перед ней. Но сейчас отступил даже этот страх. Игорь был почти свободен! Он и машина стали одним целым. Дорога извивалась под ними со скоростью света, и горы, такие величавые вблизи, казались игрушечными детскими пирамидками, рассыпанными по просторам Канады. Даже птицы не были быстрее, чем он. Они метались в осеннем небе и, должно быть, кричали миру о своём полёте, но Игорю слышался только ровный гул сильного мотора, он сливался в его ушах со свистом ветра и звучал красивейшей музыкой, симфонией, радостной и ликующей, и Игорь почти верил, что в его жизни есть смысл.
– Гарик, давай ещё! Жми! А-ха-ха-ха!… – высокий светловолосый парень приподнялся на пассажирском сиденье рядом с Игорем и, подняв вверх руки, вопил, что есть сил. – Ещё! Ещё-о-о-о!
– Пашка, сядь! – Игорь требовательным жестом указал на сиденье. – Упадешь!
Ему нравилось быть в компании. А ещё лучше, в толпе. Оставаясь наедине с самим собой, Игорь принимался размышлять, отчего непременно впадал в тоску, поэтому одиночество было самым жестоким его врагом. Иногда, ему было совершенно безразлично, кто рядом. И он, бывало, соглашался на самое омерзительное общество, лишь бы не оставаться одному. Впрочем, сегодня попутчики не были ему неприятны.
