Здравствуй, печаль…
Я тебя узнаю.
Так невзначай…
(из песни)
Вадиму Протасову некуда было спешить. С тех пор, как он основательно осел в этом городе, прошло семнадцать лет. В руке бутылка. Он был очень рад оставшемуся содержимому, так как недопитая подростками бутылка содержала больше половины портвейна.
По улицам города давно шла весна. Но вечерами ещё приударивал мороз, и он сковывал растаявший за день от первых весенних лучей снег и лужи.
Протасов – мужчина тридцати семи лет – был меланхоличной натурой. В развалившихся полуботинках брёл по улицам, разламывал покрывающую весенние лужицы лёгкую корку льда. Его совершенно не беспокоило собственное положение. В найденном недавно на мусорке весьма новом махровом плаще и в подаренной кем-то шляпе с полями он, ни о чём уже не задумываясь, топал, свернув на вечерний проспект в центре города. Когда-то прельстивший его своими лампадами проспект, казавшийся наполненным перспективной работой, завидными должностями, быстрым оформлением. По тротуарам ветер поднимал, подгоняя, клочки бумаг, мусор. Прячась от его сильного напора, Вадим поднял воротник, чтобы время от времени было легче прикуривать и чтобы песок не попал в лицо.
Он остановился, сделав глоток болтыхавшегося при ходьбе портвейна. Глядя безразлично вдаль, Вадим сделал несколько следующих шагов. Его обычно безразличный взгляд вдруг изменился и стал на редкость осмысленным и задумчивым. Вадим не обращал внимания на изредка косящиеся взгляды на него прохожих. Он поднял трепещущий от ветра журнал и перелистнул страницу, чтобы убедиться, что ему не показалось знакомым лицо, которое он заметил на обложке перед собой на тротуаре. Алкоголь, казалось, помог преодолеть его удивление. Держа в руке журнал, который напомнил ему о прошлом, он сделал ещё пару глотков, не заметив, как осушил всю тару.
В журнале на всю страницу была размещена фотография Татьяны Онежкиной— той самой, с которой двадцать лет назад их с Вадимом называли самой удачной парой и предрекали им счастливое будущее.
Девушка прогулочным шагом брела по берегу маленькой речки. Татьяне всего шестнадцать. В лёгком летнем сарафане, с задумчивой улыбкой, глядя под ноги, делая небольшие шаги, шла по песку, иногда оборачиваясь на следовавшего за ней Вадима.
– Танюха! – крикнул он ей вслед. – А ты выйдешь за меня замуж, когда я приеду из армии?
Девушка не сразу ответила, потом повернула голову, всё так же загадочно улыбаясь, и, не останавливаясь, сказала, что не знает.
– Танюха, а полетим на следующей неделе в город?
Татьяна продолжала не спеша идти, уже оглядываясь то на окружающий их лес, то на колыхание воды, то на яркое небо.
– Я билеты сам куплю, – продолжал Вадим.
– А что там делать? – спросила она.
– Ну погуляем там, в кино сходим. – Он был рад, что она поддерживает с ним беседу. – У нас ерунду какую-то крутят, а там зал большой, – сказал Вадим.
– Я видела.
– Да? Ты что, там уже была? – удивился он.
– Да, – ответила она.
– Ну и как?
Девушка остановилась, развернулась к нему, о чём-то думая, смотрела на него. Ему нравился этот взгляд: умные, прищуренные от ветерка глаза, казалось, были преданными. А развевавшиеся на ветру каштановые волосы манили дотронуться до них. Осторожно ступая, словно боясь спугнуть, он подошёл к ней ближе. Когда Вадим смотрел в её светлые глаза, он словно проваливался в бескрайнее пространство безоблачного неба, растворяясь в них. Казалось, её взгляд был вратами рая. Глядя на неё, он не заметил, как сделал признание. Татьяна словно не слышала его слов – вновь перевела взгляд куда-то вдаль, на горизонт между морем и небом. Вадим посчитал, что Татьяна в действительности не услышала, что он сказал, и ему свои же собственные слова показались произнесёнными лишь мысленно, и, наблюдая за её безучастием, он успокоился, решив, что признание несвоевременно. Он не знал: Татьяна была в городе уже два раза и ожидала от Вадима более интересного предложения.
Она посмотрела на него, одарив улыбкой.
– Я знаю, Вадь… – сказала она.
Мимо пронеслись три мотоцикла. Один из ребят, сидя в единственной коляске мотоциклетного кортежа, что-то прокричал молодой паре.
Проследив за уносящимися прочь мотоциклистами, Вадим уже не смел дотронуться до девушки руками, которые так спешили заключить её в объятия до появления его приятелей.
День вскоре приблизился к закату. Казалось бы, молодым людям стоило уже разбить границу своих отношений, но ни один не спешил перейти за черту своих желаний.
Приближалась осень, до демобилизации оставалось полгода. Получив очередное письмо из дома, Вадим с нетерпением, оставшись наедине с собой в комнате для проведения заседаний, принялся всматриваться в каждую строчку, каждое слово, стараясь найти до боли знакомое имя. Однако младший брат, с которым они постоянно ссорились, не сообщал ему о подруге, только то, что скоро в школу, но у него нет никакого желания видеть учительницу по математике, так как считал её очень строгой, рассказал о родителях, но не было ни одного упоминания о Татьяне. Дома время от времени его братишка подшучивал над ухаживаниями старшего брата, и в письме он обязательно бы указал малейшие движения Тани: где она, что делает. Последнее письмо от неё пришло четыре месяца назад, где она пишет, что планирует поступать в медицинский институт; об остальных её делах Вадиму оставалось лишь гадать.
