Люди пришли с севера. Кони их поднялись по горной тропе, оставляя за собой цепочку следов. Бряцало оружие, позвякивали латы. Ближе к вечеру они расположились на косогоре. Слишком близко к его логову. Нагло обустроились, разожгли костёр и пьянствовали до вечера. Пили, будто бы в последний раз.
Он криво усмехнулся. Ладно. Пусть будет так. Всё пошло не по плану, однако редко когда бывает, что ситуация складывается именно так, как хочется.
Всё равно эти люди были не нужны ему. Кому такие вообще нужны? Наглые, самоуверенные и воинственные. Считающие, что сами всё здесь решают, а остальные им должны. Быдло – вот кем они были.
Сразу ему вспомнились подобные из другой, уже прошлой жизни. Да уж. От таких лучше сразу избавляться. Он это сразу решил. И они это решили, когда нагло заявились сюда.
Но это всё будет утром. А пока у него были ещё дела. И над затихшим лагерем пронеслась едва заметная тень.
Чёрный дым пролетел над предгорьями, над дрожащими от ветра верхушками сосен. Где-то среди них бежала речушка. Даже с высоты было слышно её журчание. Спускалась она с горных вершин вниз, в небольшую долину. Там её воды собирались в озерцо. Тихое и спокойное. Издалека было видно, как по его водной глади бежала лунная дорожка. А рядом на берегу горели огни.
Туда и направился дым. Он стянулся к земле и обрел форму. Туман развеялся и на мокрой траве оказался сухонький мужичок. Лицо его было заветренным, а кожа покрыта морщинами. Большой распухший нос, углубленные глаза и пышные толстые брови. Он поправил свою грязную рубаху, отряхнул штаны и двинулся к огням.
Тут была небольшая деревушка. Несколько домиков, мельница, какие-то свинарники и амбары. Но самое главное – здесь был постоялый двор. Такой, где собираются и путники, и местные.
Мужичок подошел ближе, взглянул на потертые ступени порога, а потом ступил на них ногой в рваном лапте. Неуверенно. Робко. Будто бы в святую церковь входил, а не в грязную забегаловку.
Кто бы знал, какие в его сейчас душе бурлили эмоции. Он наконец-то смог коснуться того, о чём давно мечтал. Очарованный этим моментом, мужичок заворожено толкнул дверь.
Внутри было тускло. Масляные лампы едва разгоняли полумрак. Шумела толпа, гуляли крестьяне.
Мужичок протиснулся среди столов и стульев. Пробрался к трактирщику. Кашлянул, привлекая внимание, и коротко бросил:
– Vira! (Пива)
Из его руки на стойку упала пара монет. Выглядели они потертыми и старыми. Ещё б. Столько времени пришлось искать их. И столько трудов потратить, чтобы повторить.
– Gided! (Держи) – трактирщик спешно наполнил одну из глиняных кружек, а потом буквально метнул её гостью. Тот неуклюже подхватил её и зашагал в сторону.
Вокруг все кутили, смеялись, кто-то даже в пляс пустился. Благо музыка была – два парня развлекали толпу. Один с барабаном, другой с дудкой.
Мужичок обошёл их и забрался в самый угол. Тут никого не было. Люди тянулись к друг другу и никто из них не пил в отдалении. Только вот этот. Уселся вдалеке, отхлебнул. Лицо его исказилось и он сплюнул выпитое обратно. Затем поставил кружку на стол и начал прислушиваться к остальным. Благо уши у него были здоровые, как лопухи. С этим он, похоже, переборщил.
А народ гулял. Никто не обращал внимания на незваного гостя. Ведь было за чем следить – девки молодые крутятся, выпивка на пол льется, а столы забиты едой.
Время шло. Многие посетители допивали уже десятую кружку, а странный мужичок всё так же сидел со своей первой. Он больше её не трогал, только наблюдал за остальными.
Народ постепенно насытился. Молодые парни, которые нашли себе спутницу на эту ночь, исчезли в ночи вместе с избранницей. Кто хотел просто поесть, тот набил живот и поспешил к себе, в кровать. А несколько пьянчуг уже видели сладкие сны, повалившись мордой на столешницу. Кое-кто даже смог выйти на улицу, чтобы заснуть там, в придорожной грязи.
Внутри остались самые упорные и выносливые. Здоровые лбы, у которых уже чесались кулаки. Взгляды их помрачнели, а лица насупились.
Поэтому мужичок тоже собрался домой. Он поднялся на ноги и пошёл к двери. Тут-то его и обступили.
– Ay! Lekoad sa ralyasa? (Ты куда собрался?!) – спросил один громила. От него несло перегаром, да так, что аж дух перехватывало. Рядом другой нагло опёрся об косяк и смотрел искоса так. Ещё двое подошли сзади.
– Moyod! (Домой) – выдавил из себя мужичок. Он пока что плохо говорил на местном языке. Кое-что с трудом понимал, а сам едва мог пару слов сказать.
– Moyod? – верзила снова обдал его волной своего токсичного дыхания. К нему бы спичку поднести – полыхнул огнём, как дракон, – Deg voyot moyod? (Где твой дом?)
– Keloda! (Далеко)
– Mentoza (Вижу), – отозвался его сосед с наглой ухмылкой, – en sutoda di! (Ты не местный!)
– Gopodi! Deflic! (Смотри, затем, вероятно, имя его товарища) – вдруг воскликнул третий, указывая на спину мужичка, – en lachpa, en muksa! Si en rankist! (Ни плаща, ни сумки! Он не путник).
– Renov, renov! (Точно, точно!) – мрачно начал первый здоровяк, поглаживая кулаки, – en rankist, en weduh, da en hoven!. Otk vakot sa debush?! (Не путник, не наш и не «неизвестное слово». Откуда ты тут взялся?) – в его голосе почувствовалась разгорающаяся ярость. Положение начинало становиться опасным.
