Мы переезжали дождливым августовским днём. Погода, так стойко державшаяся всю последнюю неделю, вдруг именно в этот день решила испортиться. Небо с утра заволокло тучами, но они ещё словно щадили нас и нашу мебель, которую грузчики, спустив на улицу, спешно грузили в машину. И только в тот момент, когда всё было завершено, с неба обрушился ливень.
– Как бы не подмокла там наша мебель, – сказала мама, – смотрю, щели в дверях большие, и вода в них так и хлещет.
– Да, с погодой не повезло, – отозвался Костя, мамин давнишний друг, вызвавшийся помочь нам с переездом.
Мы ехали следом за фургоном в его маленькой белой «Тойоте», мама – спереди, я – сзади. Одной рукой я придерживала горшок с геранью, который стоял у меня на коленях. Другой рукой – фикус в большом керамическом горшке, примостившийся рядом на сиденье.
Мы уезжали из своего района, ставшего для меня родным. Здесь прошло всё моё детство, я знала каждую тропинку, я любила свой район всей душой и считала его лучшим в городе. И, откликаясь на мою любовь и на мою грусть, которую я испытывала сейчас от расставанья с ним, он провожал меня обильными слезами. Но что поделаешь? Мама с отцом развелись и разменяли нашу квартиру. Отцу досталась комната в коммуналке в соседнем районе, а нам с мамой – небольшая двушка в почти ещё свежем высотном доме, но на краю города. Мне не очень-то хотелось сюда ехать: променять хороший район, близкий от центра, на какую-то окраину. Но, как ни странно, место мне понравилось. Здесь был неплохой двор, а из окон нашей будущей квартиры на двенадцатом этаже открывался прекрасный вид, обширная панорама, любоваться которою можно было бесконечно. Новый район – всё равно, что новый город, чужой и неизвестный, и таящий в себе много открытий.
И вот, наконец, фургон наш свернул с дороги и, заехав во двор, остановился возле дома. Дождь к этому времени уже прекратился, по крайней мере, тучи над нами почти рассеялись, и асфальт начал слегка подсыхать. Но нашу мебель, как и боялась мама, всё равно немного подмочило – на полу задней части фургона скопилась значительная лужа, вплотную подступающая к боковинам и полкам разобранных шкафов.
– Ничего, на месте высохнут, – успокоил маму Костя. Он активно помогал выгружать и поднимать на этаж мебель и вещи, и в результате весь процесс занял намного меньше времени, чем мы рассчитывали. Переезд – дело серьёзное, вот уж недаром говорят, в чём мне теперь лично пришлось убедиться.
И вот, занесены последние коробки, сумки и мешки. Мама расплатилась с работниками и закрыла дверь. Всё, мы переехали. Здравствуй, новая жизнь!
Конечно, дел предстояло немало. Разобрать все эти вещи – а их было такое количество! – та ещё работка. Думаю, на несколько дней точно хватит. Со сборкой же мебели проблем не возникало: у нас был Костя. Со временем, думала я, мама выйдет за него замуж, и он переселится к нам. Но мне тогда уже будет всё равно – в этом году я оканчиваю школу и уйду от них. Конечно, Костя парень неплохой, одного с мамой возраста – а ей недавно тридцать семь исполнилось, но он для меня такой же посторонний, как любой другой мужчина, он – не папа!
И ещё, относительно школы. Да, менять свою добрую, родную школу всего на один год совсем не хочется. Неизвестно ещё, чего ждать от новой. Но ездить в такую даль, раньше обычного подниматься и позже возвращаться – не думаю, что будет лучше. И я решила всё-таки забрать документы из своей школы и отдать их в местную, находящуюся, наверно, в пятиминутной близости от нашего дома.
Я посмотрела в окно: школу было хорошо сверху видно, кирпичное здание старой постройки, в окружении зелени, с большой спортивной площадкой, опоясанное высоким железным забором. За школой через дорогу виднелся посёлок частного сектора, примыкающий к лесу. А где-то сбоку вдали, выступая над лесом, небольшой кучкой высились дома, и дымили трубы какого-то завода.
Но больше всего моё внимание привлекал одиноко стоящий дом недалеко от школы. Он был довольно высокий, этажей шестнадцать, в два подъезда, и полностью отделанный снаружи. Издали даже казалось, что он жилой, хотя в это уже вечернее время ни одно окошко не светилось, да и сами оконные проёмы были без рам. Наверно, очередной долгострой, подумала я. Но возле дома кран не стоял, и никого не было видно. Это казалось мне очень странным. Дом как будто бросили, не доделав.
На другой день мы вместе с мамой поехали в мою, теперь уже бывшую, школу забирать документы.
Вопреки всем моим ожиданиям, я не испытывала в душе ничего. Не было у меня того щемящего чувства грусти от расставания со школой, какое, возможно, бывает у выпускников, навсегда прощающихся с ней. Может, оно придёт через год, когда я буду прощаться уже не просто со школой, а со школьными годами в целом? Я этого пока не знала.
Мы шли с мамой к автобусной остановке, чтобы уехать обратно, а мне казалось, что вышли мы просто погулять. И вон он, наш дом, и окна нашей квартиры на седьмом этаже, в которую мы сейчас непременно вернёмся. Но не вернёмся мы сюда уже никогда. От этой мысли мне стало по-настоящему немного грустно.
