Трудовая книжка – это основной документ, подтверждающий трудовую деятельность и стаж работника
Предисловие
Я рос достаточно обычным ребенком в среднестатистической Советской семье.
Мои отец и мать работали специалистами среднего звена в одном из столичных министерств одной из самых братских Союзных республик.
К началу 80-х мы проживали в квартире моей бабки Марии Гавриловны, которая славилась в нашей семье и за ее пределами язвительной натурой, острым языком и непродолжительными запоями, приуроченными к определенным знаменательным датам. Ей многое прощалось ввиду очевидных заслуг перед Родиной и семьей, о чем нам со старшим братом неоднократно говорилось нашим отцом с демонстрацией выдержек из газет тех лет, семейных альбомов, а так же зачитывались фрагменты воспоминаний из книг, автором, которых являлся один из крупных послевоенных политических деятелей нашей республики, который по совместительству был другом нашей семьи. Моя бабуля во время Великой Отечественной Войны служила связной в крупном партизанском соединении, комиссаром которого был мой, не менее заслуженный дед Адам Павлович. Я же, в силу своего малого возраста не видел ничего зазорного в том, что моя бабушка, выпив немного в праздничный день, могла эпично выйти на улицу в орденах и медалях, при этом попутно поддевая своих соседствующих ровесников мужского пола, по разным причинам, не воевавшим на войне или же, по мнению Гавриловны, воевавших, но по другую сторону.
Работала она в районо бухгалтером по инвентаризации и благодаря этому в нашем доме никогда не переводилось хозяйственное мыло, веники , ну и все то, что можно было списать во время ревизий по школам и садам. По роду службы она иногда приходила в школу, где учились мы с братом. Примечательным был тот факт, что я был первоклассником, а мой брат Игорь десятиклассником. В то время в среде первоклашек десятиклассники были сродни небожителям и я был очень горд тем, что один из них мой старший брат. Ввиду приличной разницы в возрасте, особой дружбы между нами не было, и мы скорее не любили, а терпели друг друга в силу кровного родства, поэтому в семье в качестве лучшего друга мною была выбрана моя замечательная бабуля, у которой ко всему прочему всегда можно было выклянчить рубль-другой на всякую ерунду, да еще в силу ее ответной любви ко мне она часто делила со мной путевку в санатории и дома отдыха, которые ей были положены дважды в год, как ветерану.
Так бы и тянулась эта идиллия, если бы не один примечательный случай: мои родители уехали отдыхать, брат готовился к поступлению в ВУЗ, а я был вынужден посещать школьный лагерь. В один из дней мы всем отрядом поехали в кино, и переходя дорогу я немного замешкавшись едва не угодил под машину. Сопровождавшая нас работница продленки испугалась так, что не придумала ничего лучше, как отхлестать меня при всем честном народе по моей детской морде, чем нанесла , как мне виделось ,непоправимо-ужасную душевную травму. Фильм уже не представлял для меня первоначального живого интереса и жизнь, в тот момент, потеряла свой смысл.
Несколько дней я пребывал в подавленном настроении, пока Мария Гавриловна за ужином не вывела меня на откровенный разговор. Я, заикаясь, в красках, жестах и лицах, весь в слезах и давясь соплями, поведал ей все подробности сего позорного действа и мне стало гораздо легче, особенно, когда бабушка произнесла фразу, которая во многом мне помогла в будущем, а звучала она так:
– Сашка , плюй на усе, беражы здароуе!
Мне порой казалось , что это ее основное кредо по-жизни.
Так вот, в один из дней баба Маруся явилась в мою школу для проведения очередной инвентаризации. Наинвентаризировавшись с завхозом школы почти до усрачки, нагрузившись вениками, мылом, а так же тазами и кастрюлями она с чувтвом глубокого удовлетворения и пребывая в приподнятом настроении духа от выполненного долга следовала по длинному школьному коридору, представлявшему собой некий живой оазис с множеством цветов, фикусов и другой фауны с развешенными по всей стене клетками с попугаями и канарейками.
Навстречу навьюченной, как караванный верблюд бабушке двигался наш отряд из отдыхающих в летнем школьном лагере ребят во главе с той самой гнусной училкой, которая отхреначила меня на глазах у всех пару дней назад. Увидев родного человека я радостно рванул к ней и обняв ее толстые как колонны оперного театра ноги стал радостно ее приветствовать. Это крайне взбесило мою обидчицу. Не чувствуя нависшей угрозы со стороны полной и прилично поддатой пожилой женщины, она подбежала, чтобы снова вернуть меня в строй , схватила меня за рукав и потянула к себе. Мария Гавриловна посмотрела на меня и в ее глазах я прочитал вопрос:
– Это она?– и я утвердительно кивнул.
Старая партизанка с грохотом поставила на пол трофеи , схватила тщедушного педагога крепкой как стальные тиски рукой и с криком:
– А тебе так понравится, сука?! -начала методично лупить ее огромной ладонью по накрашенным неестественного цвета румянами щекам и размалеванными дешевой помадой тонким, противным губам. Потом подняла ее за грудки над собой и швырнула в диковинный куст с крупными красными цветами. Вокруг воцарилась гробовая тишина и все, включая канареек и попугаев застыли в глубоком ах.е. Двухметровый, широкоплечий физрук ,ставший невольным свидетелем экзекуции, испуганно замер с лицом человека, которому очень хотелось бы в этот момент оказаться в другом, более безопасном месте. А бабуля невозмутимо подняла с пола свои клунки , смачно матюкнулась , взяла меня за руку и мы пошли домой.