В желтоватом свете придорожных фонарей между поздней ночью и ранним утром рвал тишину йодлем1 аллегро пятнистый армейский УАЗ. Словно и не российская под ним дорога – ни выбоины, ни бугорка на полотне, каждая лампа в своем гнезде светит, хоть фары выключай. Только уродовал псевдоевропейский пейзаж вылизанной обочины великий и могучий язык рекламных слоганов, будто напоминал – не за границей ты, путник, осторожнее рули.
Иван Лобычев нервно отстукивал дробь на убогой приборной доске. Уже потерялась в боковых зеркалах красота ночной Агидели, уже выкурены две подряд сигареты и начата третья, а тревога все никак не покидала десантного майора. Но полудрема ночной дороги могла убаюкать кого угодно, и он позволил себе окунуться в табачный морок, разбавленный отголосками пролетевшего дня.
А день не задался уже с утра, когда майор вскочил, вздернутый раньше будильника. Потерять лишних двадцать минут отдыха само по себе обидно, и если к этому тебя будит хамская мышиная возня под самым ухом, то считай – всё утро насмарку.
Сначала Лобычев подумал, что ему только сниться этот наглый мышак, скребущий коготками подушку. Но стоило Ивану пошевелиться, как незваный гость совершенно реально шмыгнул за диван, к стенке, откуда мышиный писк зазвучал ещё громче и противнее, почти хрипом из старого рупора советского образца. Этот хрип стоял в ушах почти все утро, мешая насладиться кофе и первой сигаретой, и затих только в служебной машине.
Взвесь отвратительного пробуждения растворилась сам собой в кабинете, после совещания, и дальше день покатился по накатанной: друзья-товарищи, шашлыки-машлыки, водки-коньяки. Да и как могло быть по-другому в святой для голубых беретов праздник войск дяди Васи, когда всякий десантник тебе друг, товарищ и брат, когда бывшие сослуживцы и просто сочувствующие так и норовят тебя угостить – от чистого сердца, ничего не требуя взамен.
Сегодня праздничный ужин проходил по стандартной для формата «без галстука» программе: дорогой, но без версальностей, ресторанчик, затем бильярдная баталия под коньячишко, вискаридзе и попутное решение деловых вопросов. Потом, уже ближе к полуночи, все созрели для сауны и прилагаемых к ней длинноногих удовольствий, традиционно входящих в банный набор уже обеспеченных, но еще вполне пригодных для плотского греха мужчин.
Вот только пришлось Ивану сегодня остаться в монахах, хотя ему вполне приглянулось одно из таких удовольствий. Даже облизнуться, как кот на сметану, не успел – пришлось скомандовать интиму «алес капут». Начисто лишенное всяческих комплексов рыжеволосое фигуристое создание лишь обижено поджало губки, когда Лобычев, как ошалелый, схватил оживший мобильник и выскочил из массажной комнаты, даже не потрудившись объяснить причину своего бегства.
А причина была вполне реальной. Звалась эта причина Тоней, иногда, под ругачее настроение, Тоськой, но чаще всего Тонечкой – заневестившуюся дочь Иван уже три года растил один, без жены, и души в ней не чаял. Короткое, без всяких продолжений «Срочно приезжай домой» не на шутку встревожило Лобычева. Он тут же принялся сам названивать дочери, но три попытки закончились бездушным «Абонент временно не доступен». Кляня хозяев съемной квартиры (домашний телефон обрезали, гады), Иван схватился за одежду.
Правда, улизнуть от расшалившейся компании просто так не удалось. А «на коня»? А стременную? Глава «Мобилкома» Азамат Нугаев, возмутитель спокойствия на рынке сотовой связи Белорецкой губернии, и Мишаня Курко, бывший офицер-десантник, а ныне шеф службы безопасности Вега-банка, заметили бегство товарища. И пришлось Лобычеву оприходовать щедрый дриньк элитного шотландского пойла, а потом еще и «контрольный выстрел» получил от друга Мишки – полстакана его любимой жгучей «Зубровки».
Выбравшись к машине, Иван лишь коротко бросил солдатику-шоферу «Гони домой». Водитель, не дожидаясь объяснений спешки, послушно рванул по пустынным ночным улицам, и вскоре УАЗ миновал мост над Агиделью, прелести которой в этот раз оставили равнодушным десантного майора.
Окрестность за рекой еще считалась территорией города, но проспект уже как-то незаметно превратился в ровное шоссе, расслабляющая езда по которому так благотворно подействовала на Лобычева. Он велел водителю ехать пошустрее, а сам окунулся в теорию вероятностей, перебирая наиболее возможные версии столь неожиданной просьбы дочери, и даже не сразу сообразил, почему вдруг машина остановилась.
