1. Пролог
Альдэ
В лесу ухнул филин, и тут же шелест листвы заглушил его голос. Я бы поверила, что это в самом деле кричит птица — если бы ответом ему не стало пронзительное кряканье утки, прозвучавшее с другой стороны. Опускаю лук и закрываю глаза.
Охотники Койдвиг Маур — Великого Леса — ищут зверя. Они будут искать следы черного медведя всю ночь, чтобы на рассвете пристрелить его — и запечь на костре первые куски. Так бывает всегда — или почти всегда: иногда медведь одерживает верх.
Хочется закричать в ответ. Дать знак, что я могу им помочь. Но голос не слушается. Прикрываю глаза и стискиваю зубы. Больше я не ошибусь. По эту сторону реки нет такого клана, который взял бы меня с собой — даже если надо запасти мясо на зиму и бежать следом за стадами идущих на юг импал.
Меня зовут Альдэ. Наверное, это странное имя для эльфийки. На нашем языке «Альдэ» означает «ночь после жизни». Или просто — смерть.
Когда-то меня и в самом деле звали по-другому — Трвинсиэль фин Ратар Сарвейнел, что значило: Копьё, пронзившее Тигра, рождённое в клане Хранящих Север, и я всегда стояла у своего старейшины за правым плечом. Это было давно. Когда в Койдвиг Маур ещё был такой клан — Сарвейнел.
Впрочем, «давно» — понятие растяжимое. Кому-то две сотни лет кажутся лишь мигом, для кого-то год становится вечностью. Я принадлежу ко вторым. И мысли эти навевает одиночество.
В одиночестве время идёт дольше. Утром ты не можешь понять, зачем солнце осветило твой день. На закате, когда вершины деревьев и воды Гуиродит Ллин заливает алый, будто кровь поверженного хищника, свет, пространство заполняет странная пустота. Между тобой и ближайшим живым существом лежит целый мир, лишённый жизни. То, что до соседней стоянки всего час пешего ходу — не имеет значения. Мир кажется пустым, ты знаешь: тебя не ждут. Ни там, ни где-то ещё. Миру, по большому счёту, всё равно — проживёшь ли ты ещё день, проснёшься ли утром или станешь добычей тигра во сне. Пожалуй, только голодному тигру ты и нужна, и то не больше, чем горная коза.
Эльфы Койдвиг Маур не живут одни. Природа — наша мать — требует, чтобы мы жили кланами. Кланами мы можем охотиться на животных, которые сильнее нас, клан даёт нам имя и обязанность, делает нас теми, кто мы есть — нужными. Когда клан гибнет, оставшимся в живых лучше умереть вместе с ним. Это не закон и не обычай, это — веление разума: редко какому-то клану нужен охотник, привыкший охотиться по-другому. Лекари, хранящие память — может быть. Если глава клана мудр, он примет под опеку того, чей опыт принесёт пользу. Те, кто несёт в себе дар исцеления, встречаются так редко, что любой клан примет их.
Я — охотница. Во мне нет ничего необычного. Рука моя тверда, глаз остёр, и я могу услышать, как под кронами сосен бродит медведь из сумеречных земель, а в густой траве меж корней деревьев скрываются росомаха и волк, но этим может похвалиться добрая половина эльфов. Я могла бы рассчитывать на новый дом, если бы шла война, и в других кланах не хватало стрелков, но и тогда до конца дней на меня смотрели бы как на ту, что пережила свой клан. И правда, разве может быть оправдание тому, что я жива, когда моя семья и друзья мертвы?
Когда луна второй раз осветила кострище на месте моего прежнего дома, я пыталась просить помощи. Я пришла в клан Хранящих Восток, а затем в клан Поющих с Волками. И ещё во многие кланы, но нигде со мной не хотели говорить. Только вождь клана Бурого Медведя сжалился надо мной. Я знала, что здесь всегда буду лишь заменой для тех, кто моложе и неопытней меня, но была рада и этому. Но когда старший из охотников выкрикнул мое имя, тетива моего лука от резкого рывка со звоном рассыпалась. Все знали, что сулит охотникам порванная в самом начале охоты тетива. И вместо меня ушел мальчик, который, должно быть, ни разу на охоте ещё не бывал.
И тогда вождь Медведей предложил мне пройти испытание истиной. Вместе мы отправились к оракулу, в сердце Священного Озера Гуиродит Ллин, где цветок духов — лотос — растёт рядом с осокой и рогозом, и моя кровь окропила алтарь. Луч света упал на мою надрезанную ладонь, выжигая знак Альдэ — смерть. Это был приговор. Отныне он стал моим именем. Альдэ — Смерть — последняя из клана, которого нет.
С тех пор Вечный Лес трижды три раза укрыло снегом, трижды три раза зацветали дикие яблони, и трижды три раза ветви деревьев обнажались навстречу грядущей зиме.
Летом в лесу хорошо. Тихо шелестит листва и стрекочут цикады в сумраке подлеска. Солнечные блики играют на поверхности Гуиродит Ллин, запахи трав и нагретых солнцем цветов наполняют воздух. Настоящая тоска накатывает на меня, когда листья опадают под ноги, ветви деревьев становятся голыми и безжизненными, а с неба падают белые хлопья снега. Костёр не согревает, а изредка доносящиеся издали голоса чужих охотников лишь навевают ещё большую тоску.
Вспоминаются зимние вечера и костры — куда больше и ярче моего. Песни мужчин, вернувшихся с охоты, и голоса девушек, бегущих им навстречу. Дети радостно кричали, встречая отцов. Ждали и меня… Не дети, самой собой. Короткое имя колет грудь иглой кожевника — Вьен. Я часто погружаюсь в воспоминания с головой. Прокручиваю в памяти те вечера, тихие и шумные одновременно. Вспоминаю веселый зимний праздник солнцеворота — Йоль.
