В один прекрасный летний день я, Аглая Синичкина, нашла труп.
Он мирно лежал в самой глубине кустов, в двух шагах от кургана, выставив из гущи лишь тупой нос резинового сапога. Увидев его, я, лениво прогуливавшаяся к реке, с диким визгом бросилась наутек. Вот, собственно, и все.
Ни чей это был труп, ни как он заявился в нашу деревню, ни что с ним произошло потом, я так и не узнала. Да, так бы мне хотелось написать. Но все было совсем иначе…
Гроза, за день копившая силы, внезапно разразилась с мстительной яростью. Непроглядной темнотой затянуло небо, а дождь, резкий и неожиданный, хлестал по нашим с Крысей головам, заливая лица. Струйки воды противно стекали за пазуху.
Ветер гнул невысокие деревца и зловеще завывал. Именно поэтому мы с Крысей решили укрыться под листвой развесистого граба.
Конечно же, идти гадать в такую погоду на реку могли только полные дуры. Об этом я и думала все время, пока мы выбирались с реки к дороге, где встретили моего приятеля детства Шуряйку. Тот тоже не в лучшее время решил пойти проверить снасти на рыбу. И вот тогда я вспомнила, что забыла свою сумку с гадательными принадлежностями под деревом, где мы укрывались от дождя.
Собравшись с силами, мы потопали назад: у Шуряйки был фонарик. Сумку я, конечно, нашла, но почему-то решила еще осмотреть кусты, из которых ранее доносились неясные шорохи. Извечное женское любопытство! Сделав пару шагов в нужном направлении, я щелкнула рычажок фонарика на максимум: яркий столб света выхватил из темноты часть кустов. Почему-то я даже не особо удивилась, когда он явил мне чьи-то ноги в резиновых сапогах.
Медленно переведя фонарь в сторону, я смогла рассмотреть картину целиком: головой в кустах, а ногами – в сторону дороги, там лежал труп мужчины средних лет и средней комплекции. Почему-то я сразу занесла обладателя резиновых сапог в список мертвых (на местного алкаша он не был похож) и решила, что не худо бы заорать. А дальше началось такое, что лучше и не вспоминать…
Говорят, все случайности не случайны, а как по мне – вся моя жизнь как раз и состоит из таких вот случайностей. И вообще, каждая такая случайность приводит к таким последствиям – хоть за голову хватайся.
Казалось бы, что удивительного или шокирующего может случиться с обычной школьной учительницей русского языка и литературы, которая, к тому же, обременена классным руководством, ведением кружка изящной словесности и обязанностями секретаря профсоюзной ячейки. Но это только на первый взгляд. Последнее время моя жизнь насыщена приключениями и делает такие зигзаги, что впору писать о ней роман. Чем я и решила заняться.
Пару лет назад я закончила наш местный филологический ВУЗ. В тот период, как начались мои злоключения, я как раз отрабатывала положенные два года в одной из старейших школ нашего города. Каштановая аллея, старинные улочки вокруг и потрескавшаяся штукатурка на стенах. На работу я не жаловалась: в отличие от зарплаты, ее у меня всегда было в избытке. Коллеги не донимали, директор опекал молодого специалиста, да и дети любили молодую училку, хотя навязанный мне кружок изящной словесности упорно игнорировали.
– Аглая Николаевна, я что, лох какой? – разводил руками очередной пойманный мной за ухо нерадивый подопечный. – Не пойду я книксены разучивать.
– А курить – это не лоховство? – строго вопрошала я, силясь придать себе грозный вид гиганта воспитательной мысли, что с моим ростом в метр шестьдесят пять и весом в 50 кг было ох как сложно.
Надо сказать, этот год был для меня сложным. Хотя, когда тебя зовут Аглая, а твоя фамилия Синичкина, жизнь твоя с самого детства является суровым испытанием. Глашка, Птичка – синичка, Синий иней, Синильная кислота, Аглайка-балалайка – как только меня не дразнили в школе. Казалось бы, так себе имя и фамилия, бывают и похуже. Но в нашем классе, как назло, собрались сплошь Ольги Кузнецовы да Екатерины Смирновы. Мама даже всерьез засомневалась в моей адекватности, когда я заявила, что хочу пойти в учителя.
– Тебе что, не хватило своей школы? Дети будут коверкать твое имя, приносить на урок кормушки, спрашивать, любишь ли ты сало на ниточке…
– Всю жизнь бегать от себя – это утопия, – отрезала я. – В конце концов, не фамилия красит человека.
– Ну, как знаешь. С твоей внешностью я бы лучше в фотомодели пошла. Дети – это так утомительно…
Мама знала толк в детях. Точнее, в их утомительности. Меня она растила одна, при этом умудрялась совмещать все это с карьерой ученого. Женщина-ученый – для меня это звучало загадочно и романтично. Мама всегда была в работе, часто ездила по командировкам, днями пропадала в своей лаборатории, а я была предоставлена самой себе. Благо, ребенком я росла на редкость положительным: тот самый случай, когда за ангельской внешностью не скрывался чертенок, а жил вполне себе адекватный херувим.
На лето и прочие каникулы я всегда уезжала к тетке – маминой старшей сестре Зинаиде. Тетку я обожала, а каникулы на лоне природы всегда были моим любимым времяпрепровождением.
Мама тоже была родом из деревеньки под названием Бухалово, но в свое время уехала учиться, да так и осталась в городе. Потом мама встретила на каких-то там танцах моего отца, родилась я, а отец уехал работать на Север. Да так и не вернулся.
