Пролог.
Мне было четырнадцать. Мама почти всегда работала в ночную смену. Взяли её на железную дорогу. Работа тяжелая и в десяти километрах от дома. С её образованием просто унижение.
Мы мало виделись с ней. Автобус рано детей забирал по деревням в школу, а привозил поздно. Так и получалось минут десять утром и часок вечером. Поговорить, вместе покушать.
Мама не верила отцу. Тот уехал несколько месяцев назад в город. Устроился на две работы и обещал нас забрать к себе, как только обживется. Оставаться в деревне не было смысла. Работы не было.
Голодать и погибать?
Рыба ищет, где глубже, человек, где лучше. Вот папа и уехал.
Шло время, он не разрешал к нему приезжать. И где он, не говорил. Мне только звонил каждое воскресенье. Обещал, что всё будет хорошо, и будем мы вместе одной семьёй жить. Мама с ним не общалась, называла предателем.
Помню этот день, как сейчас. Мама уехала на работу рано, мне нужно было только печку скрыть. Но мороз стоял не меньше тридцати пяти градусов, да ещё и с ветром. Решила я ещё подтопить, в валенках и шубке выбежала на улицу в темноту трескучую от холода лютого, добежала до сарая, придерживая капюшон. В сарае свет включила. Раскачивался на ветру старый фонарь. Я дровишек берёзовых охапку набрала, медленно повернулась на выход и громко взвизгнула от неожиданности, выронив тяжёлые дрова.
В углу сарая стоял парень.
Старше меня, высокий такой лохматый, волосы чёрные во все стороны торчали. В рубахе белой, брюки чёрные по колено завёрнуты, и ноги голые.
Голые!
У меня сердце в пятки упало, я от ужаса оцепенела, двинуться не могла. Он на покойника ходячего был похож. Лицо худое, бледное и глаза большие печальные, тогда цвет ещё не разобрала, но они у него серые оказались.
— Прости, что напугал, — тихо сказал юноша и опустил глаза. А на длинных ресницах капли растаявшего снега застыли. — Тебе помочь?
Деревня наша маленькая, вымирающая, три дома осталось. Откуда он такой взялся, не понятно. Из тайги пришёл? Может, там туристы какие, исследователи или охотники рядом?
В голову мою ничего не приходило. Только вид у парня был такой несчастный, что я его пожалела. Вдруг, его кто украл и плохое с ним сделать вздумал, а он убежал? Босиком, без верхней одежды!
— Да, — выдавила я, меняя страх на жалость.— Бери дрова, пошли греться.
И пригласила я его в наш домик.
Мы вдвоем донесли дрова к печке. Я тут же подогрела воды в ведре и чайник поставила. Пурга за окном все сильнее мела, заносила снегом по окна. И становилось от этого внутри теплее и уютнее. Обстановка в доме небогатая, но всегда чисто убрано. Мама так говорила: «Нищета и грязь вещи разные, не совмещай, тогда не упадешь на дно».
А падать на дно не хотелось, поэтому я всегда убирала и ходила опрятная.
Парень скромно сидел за кухонным столом, внимательно следил за моими хлопотами и молчал. Я принесла ему под ноги алюминиевый таз с тёплой водой, потом добавляла горячей, чтобы согрелся. Кинула на чугунную сковородку пять яиц. Курочки у нас свои были, поэтому основным питанием были яйца. Сбегала в мамину комнату. Там в шкафу нашла старый папин свитер кирпичного цвета.
Ещё не познакомилась с этим несчастным человеком, как начала ухаживать за ним, будто родной. Подумав, что пальцы его окоченели от мороза, сама расстёгивала пуговицы на его рубахе. От снега она была влажной. Мне было стыдно немного, что вижу его по пояс голым. Он такой сильный телом оказался. Мышцы выделялись, плечи широкие. И шрам. От правого плеча до пупка. Ужасное зрелище. Кожа смуглая, гладкая и тут белый рельеф.
— Больно? — потрясенно спросила я, заглядывая в темно-серые глаза, в которых светились огоньки восторга.
— Нет уже, — тихо ответил он.
Взял мою руку в свою, и провел моими тонкими пальцами сверху по шраму в самый низ. Остановился у пупка, под которым росли чёрные, редкие волосики.
Я вспыхнула краской, глаза опустила и старалась на него не смотреть. Путалась в свитере, путалась, потом просто отдала его парню и пошла, снимать яичницу с плиты.
— Как тебя зовут? — спросил юноша, его взгляд я чувствовала физически. Впервые такое со мной, всем телом ощущала его всепоглощающее внимание. — Я Трифон, в честь прадеда назвали.
— Чармиан, — немного смущенно представилась я, — так жену Джека Лондона звали… можно просто Миа.
— Красивое имя, — тихо восхитился Трифон, поплескал ногами в тазике.
Я спохватилась и сбегала в сени, принесла ему старые папины валенки.
Сидели, ужинали. Я долго не решалась спросить, откуда пришел. Стеснялась поначалу его. Пронзительный взгляд глаз стальных, руки все в венах, хотя молодой совсем.
— Сколько тебя лет? — я первая это спросила.
— Восемнадцать будет. А тебе? — он увлечённо ужинал яичницей и закусывал сухарями, потому что в этот вечер свежего хлеба не было.
— Мне четырнадцать. Ты… это… откуда взялся так поздно и в такую погоду?
— На охоту с семьёй прибежал, — прожёвывал ужин Трифон, хрустел сухим хлебом. Посмотрел на меня сквозь высохшие пряди иссиня-черных волос. — Заплутал. Утром своих отыщу.
Я была в глубокой задумчивости, подбирая подходящий вариант ночёвки Трифона в нашем доме. У нас гостей никогда не было. Мама спала на старом диване в большой комнате, я на полуторке в маленькой. Ни раскладушки, ни запасного матраса. Не могла я его уложить на мамин диван. Она могла сильно расстроиться, из-за того что я впустила в дом незнакомца.
