Жил когда-то мистер, коего имя было Эдвард Фанни. Так и звали: мистер Фанни. Забавный, то бишь; "весельчак". Сам-то он, увы, полностью равнодушен был к значению своей фамилии: "Я", – говорил, – "человек степенный, мне не до таких глупостей". Но вот жена его, мадам Дженет, была – совсем наоборот – румяная хохотушка, вполне ещё молоденькая. Её всё веселило. И то, что младший сынок (третий из близнецов, второй мальчик в семье) предпочитает не порридж, а толокнянку. (Признайтесь, читатель, вы помните – тогда ещё, из детства – вкус толокнянки? Не правда ли, от него так и пляшут в горле какие-то весёлые чёртики, так и пробивает на радость, на смех, причины которого вам самому непонятны? Просто: "Ух, ха-ха-ха, да у нас же сегодня на завтрак толокня-анка!" И это так умилительно, так по-доброму, что не повизгивать от смеху во время завтрака просто нельзя!..)
Ну вот. Я вам, собственно, сам того не желая, почти всё и рассказал о семье Фанни. Только не добавил, что у их детей – Нэнни, Джима и Джона – было три нянюшки. Одна приехала из-за пролива Ла-Манш, где когда-то гусарствовала во время войн злого Усача, вторгшегося с острова Корсика. (На самом деле он был не такой уж злой, да и не такой уж страшный. Ну а усищи, торчавшие из его рта всю войну, на самом деле принадлежали… омару, которым он на пиру в честь начала той войны подавился! Да так и ходил с тех пор. Не знаю, многие ли смеялись над ним за это; если и были такие смельчаки, то слухи про них не доходили до тогдашнего светского общества – ведь сами дерзкие наверняка пропадали в трюмах судов, отправлявшихся на Восток. Но сие к делу отношения не имеет – я же вам собирался про нянюшку Розалинду поведать). Так вот: в свои тридцать восемь она была весьма милой незамужней дамой, и единственное препятствие, что мешало куче соседских сквайров тут же завалить её предложеньями сердца и (дай Бог) руки – это отсутствие у неё глаз и языка. На войне-то, сами знаете, и не такое случается.... Пострадав под час своего безудержного гусарства, пока ещё юна да неразумна была, мисс Розалинда потом очень раскаивалась. В битве у Саккарема, где под копытами Механических Коней пали её отец, удалой черноусый кузен и все девять братьев, наша героиня весьма отличилась. И даже взяла в плен вонючего краснобрюхого дьявола Мефисто, узурпатору-Корсиканцу немало помогавшего. Однако ж, когда она везла ценную добычу в штаб англичан, небеса вдруг разорвал страшный грохот, и сверху на прекрасную леди обрушился дождь картечи.
Придя в себя, Розалинда поняла, что ничего не видит – – её окружала тьма. Молодая женщина пыталась закричать… но во рту вместо языка шевелилось нечто куцее. Затем она почувствовала, что её ведут под руки, затем – – что нагло пихают сапогом в спину… И вылетела в дверь.
Больше никому ни в английской, ни во французской армии Рози-калека не была нужна; про неё забыли.
Переночевав в канаве, на следующий день она кое-как добралась до деревни Сент-Айвс. Там отыскался добрый человек, что усадил её на паперть местной церкви, и народ даже подавал милостыню (пусть – небольшую). Священник нашу героиню не гнал прочь, и она несколько дней просидела там, надеясь, что Господь не выдаст – хоть кто-нибудь явится, и поможет ей. Впрочем, молилась Рози не только Христу и Пресвятой Деве. Давным-давно, ещё когда маленькой была, отец её научил старому гимну, коего предназначение было – вызывать лесных и горных фей. С грустью вспоминая своего батюшку, несчастная леди едва слышно стенала и мычала, но уповала, что её нечленораздельный плач всё же достигнет цели – обитатели Блаженной Страны услышат.
А потом явился пронырливый гном. Был он родом из здешних холмов, водил знакомство с герцогиней эльфов, и – всего лишь за краткий миг запретной любви – вызвался свести Розалинду к своей покровительнице. "А уж она", – гоготал бородатый жирдяй, обняв страдалицу леди в стогу сена, – "наверняка знает, как помочь в такой беде!"
Рози провела у фейской владычицы немного времени, но ей показалось – годы, а может, и вовсе столетия. Надо сказать, внутри холма её прекрасно понимали даже и без слов; спокойные, хладнокровные служительницы-пикси помогли нашей девушке сменить одежду, ибо гусарский доломан был изрядно потрёпан, обожжён войной (и то же самое можно было сказать о сапогах, в коих, как увидели горные феи, просто-таки зияли тысячи дыр). Затем, отдохнув на мягкой софе, бедняжка отправилась в апартаменты самой герцогини.
