Упираясь ногой в ковёр на стене, она целует свою коленку. Стонет. На ковре олени выбежали на поляну. Самец внимательно смотрит на тебя – возбуждённо переживающего соитие в её комнате. Почему ты не помнишь сам момент – это
же её первый раз? Помнишь оленей. Двадцать лет помнишь. А может ты путаешь ковры на стенах? – они были тогда популярны, и у тебя тоже висел на даче ковёр. Он и сейчас там – с оленями. Вы сбегали туда и впивались друг в друга.
Бывали прекрасные дни без неё. Куда-то девались привычные мысли, исчезали воспоминания.
Зико (так звал его отец, любивший футбол) радовался открывающемуся миру, осторожно вдыхал его воздух, опасаясь быстрой потери новизны.
Он проснулся на даче. Ветер поднял штору, открыв пробуждающую июньскую ночь.
Зико прикрыл глаза, наслаждаясь запахами деревянного дома и свежего белья.
Прислушиваться к себе, с недавних пор, стало занятием, исключившим и днём поспешное общение с миром.
Он «слушал» мысли, "взвешивал» их ценность – способность поглотить его целиком, не оставляя пробелов сомнениям и страхам.
Дом спал.
Стараясь не шуметь, Зико спустился по лестнице на открытую веранду, сел в кожаное кресло. Ему нравилось это новое ощущение – быть писателем. Он открыл первые страницы романа и стал читать.
/ В детстве меня пугали выходящие из воды мужчины. Они втягивали животы и стояли, греясь на солнце. Полоска седых волос на груди привлекала моё внимание. Мне было неловко за них.
Теперь я сам такой.
Я очень чувствую страдания. Иногда, устав бегу от них. Но когда бегу, мне кажется, я глазами ищу их. Я привык к ним, нуждаюсь в них.
Надеюсь кому—то станет легче, когда он поймёт, что похож на меня.
Мне немного за сорок. Я балансирую между состоянием старика и ребёнка, редко бываю доволен жизнью.
В мои дни часто врывается беспокойство, непредсказуемое и утомительное.
Дело всё в том, что ещё я очень чувствителен. Знаете, кошки слышат звук в пять раз сильнее человека. От громкой музыки им некомфортно – они убегают или сжимаются. Музыканты с трудом переносят фальшивое пение. Мне же досталась чувствительность. Я испытываю стресс от общения с людьми. Часто… /
Зико перестал читать.
Вчера эти строчки казались ему наполненными смыслом, точно передающими описываемое состояние. Сейчас они были пусты. Безнадёжно похожими на кого-то и пустыми. Он не смотрел в текст, но ощущение лишних слов его не покидало.
Смятение и разочарование больше его не пугали. Понимание мимолётности эмоций, если перестать с ними бороться, давало покой.
Зико ждал решения. Оно приходило спонтанно, изнутри – было однозначным и лёгким.
Он стал писать.
/ К Патпонгу шли вдоль линии метро – мостовой конструкции, извивающейся внутри большого города.
Сергею нравилось, что в Бангкоке почти нет туннелей, что поезд идёт над улицами – можно сверху смотреть на городские перекрёстки. Он прищуривал глаз. Преобладали розовый, жёлтый и зелёный – цвета большинства тайских такси, движущихся в хаотичной массе.
К прибытию поезда на платформу (очень похожую на железнодорожную станцию в небольшом городке, на высоте десяти метров) люди выстраивались в две шеренги, расстояние между которыми равнялось ширине дверей – выпускали прибывших пассажиров и втекали двумя ровными линиями в опустевший вагон. Сергей радостно удивлялся отсутствию, привычной дома, унизительной толчеи.
Патпонг всегда одинаков – текущая лента туристов, освещённая немноголикостью доступного разврата.
– Я года два назад прочла книгу про Франца Кафку. О его взаимоотношениях с женщинами. Они своеобразные – он так и не был женат. Его первая женщина сопроводила их связь «грязными словами " – откровенными комментариями желаний…
– На каком языке материлась? – перебил Сергей, делая заинтересованное серьёзное лицо.
– Не на русском! Послушай! – Юля сдержала улыбку – описывается, что он признавал, как это его возбудило! А главное – сделало на многие годы" рабом». Ему нужен был и с другими подобный сюжет. Он бывал у проституток – ища там эту открытую простоту и понятность процесса. Он даже шутил, как случай повлиял на его жизнь.
– Неплохо повлиял – освободил от обязательств женатого человека, разнообразие, поиск постоянный – «движуха».
– Ты бываешь ужасно неостроумным!? И слово это – «движуха» – не твоё совсем!
– Бываю. Согласен. Не злись.
– Ладно. Дослушай. У меня нет однозначного мнения – Кафке изначально была дана подобная склонность? Он просто о ней не знал? Или так повлиял случай – так эмоционален был сюжет, что забрал его всего, напрочь лишив возможности открыть «шторки» и увидеть другие сюжеты?
Сергей остановился у ливанского ресторана.
– Не знаю, что сказать. Интересный вопрос… Могу рассказать историю про себя.
– Давай! Секундочку, Серёж, вот посмотри на лица! Праздные туристы – гуляют, смотрят – это понятно. Но вот мужчина или вон тот, у витрины – какие лица! – серьёзные, знающие зачем пришли…
Ресторан выделялся.
Входная дверь располагалась в стене большого аквариума.
Заведения рядом были заполнены местными жителями, сидящими за пластиковыми столами на улице.
