В Великой Ци шел двадцать первый год под девизом правления Цичжэн, сезон выпадения инея.
Конный отряд во весь опор скакал по казенному тракту. И люди, и лошади после долгой дороги уже выбились из сил, как вдруг юноша, возглавлявший отряд, выкрикнул:
– Межевой камень!
И действительно, недалеко у дороги стоял межевой камень высотой около чжана. Изящной скорописью, напоминавшей сплетение танцующих фениксов и парящих драконов, на нем была начертана зловещая кровавая надпись: «Чиюань, Алая Бездна. Живым хода нет. Преступивший запрет совершит тяжкий грех, да сотрутся его кости в порошок и развеется прах».
Перед камнем их встречал средних лет генерал, рядом в шеренгу выстроилась внутренняя дворцовая стража в пластинчатых доспехах и с оружием в руках. При виде конного отряда все как один опустились на колени:
– Приветствуем, ваше высочество!
– Тпру!
Юноша, возглавлявший отряд, спрыгнул с лошади, но та еще не остановилась, и он оступился. Генерал поспешил поддержать его.
– Осторожнее, ваше высочество.
– Все в порядке, – отмахнулся юноша. – А дя… где отец-император?..
Не успел он закончить свой вопрос, как откуда-то неподалеку его окликнули по детскому имени:
– Сяо Тунэр, подойди.
Юный принц поспешил на голос, принадлежавший мужчине в черно-алом церемониальном одеянии – тот стоял у межевого камня спиной ко всем прочим и, кажется, ничуть не обращал внимания на зловещую надпись. Принц скользнул взглядом по кровавым завиткам предупреждения и бросился к мужчине с уверенностью новорожденного теленка, которому не страшен даже тигр. Упав на колени, принц промолвил:
– Ваш сын…
Мужчина в черно-алом одеянии протянул руку, прерывая его на полуслове:
– Не нужно церемоний.
Говорил он мягко, но сдержанно и весомо, и держался с достоинством. Со спины случайному наблюдателю могло показаться, что мужчина в черно-алом уже в возрасте, однако на его молодом лице ветер и иней жизненных невзгод не оставили ни следа. Такое несоответствие создавало странное впечатление. Глядя на этого человека, никто бы и подумать не мог, что это император Цичжэн, Шэн Сяо, правивший уже двадцать один год.
Его брови вразлет слегка изгибались ближе к вискам, уголки глаз были чуть опущены, что придавало его лицу ласковое и нежное выражение. Он производил впечатление доброжелательного и благодушного человека, и весь его облик говорил об утонченности и благонравии.
Принц поднялся на ноги.
– Дядя… – тихо откликнулся он.
На самом деле наследный принц вовсе не приходился императору Цичжэну родным сыном. У Шэн Сяо не было детей, и он, решив передать трон племяннику, усыновил оставшегося сиротой сына своего старшего брата. Император Цичжэн был человеком отстраненным и бесстрастным, не расположенным к близким отношениям, и потому на людях принц, сообразуясь с этикетом, обращался к нему «отец-император», но наедине они по-прежнему оставались друг для друга дядей и племянником.
– Пойдем прогуляемся за межевой камень, – сказал принцу Шэн Сяо. – Или ты боишься?
– Не боюсь! – пылко ответил он. – Говорят, в молодости дядя усмирил Алую Бездну Чиюань, изгнал нечисть, обезглавил целую армию демонов, что насчитывала миллионы солдат, и вернул наши исконные земли. Пускай мне далеко до вас, но разве мне позволено бояться? Ведь своим страхом я запятнаю ваше славное имя.
– Славное? Скорее страшное, – Шэн Сяо беззаботно улыбнулся и пошел впереди. – Слышишь?
Принц долго вслушивался, но все было тихо, только дул ветер.
– Ничего не слышу, – в замешательстве признался он. – Ни звука.
Император Цичжэн заулыбался.
– Верно. Ни звука.
Принц обомлел. Он вдруг вспомнил все те истории, которые слышал в детстве: что в бушующем огненном море Алой Бездны Чиюань заперты миллионы павших в бою демонов и духов; что ярость их вздымалась до небес, и потому по всему ущелью круглый год гуляет свирепый ветер, раздаются всхлипывания, и, даже стоя по ту сторону от межевого камня, люди слышали доносившиеся вопли и рыдания.
Но теперь принц спокойно прогуливался неподалеку от межевого камня, кругом все было тихо и мирно, и кроме нестерпимой жары никакой опасности он не замечал.
«Нельзя верить народным преданиям, слишком много преувеличений и приукрашиваний», – подумал принц.
Но стоило отойти за межевой камень всего лишь на три десятка чжанов, как в лицо принца ударила волна жара. Стояла уже поздняя осень, и хотя принц был довольно легко одет, на висках его выступил пот. Он украдкой взглянул на дядю и сдержал свой порыв вытереть лоб.
Император Цичжэн пользовался неважной репутацией. Бродячие актеры изображали его человеком переменчивого настроения, порой даже безумцем. Поговаривали, будто родился он во времена, когда его отец и старшие братья проливали реки крови, и то рождение сопровождалось зловещими знамениями. Поговаривали, будто он убил свою мать и учителя, сжигал книги, запрещал свободные речи и привечал льстецов, развязывал войны и преследовал всякого честного и талантливого человека. Но для юноши он был единственным близким родственником.
Что бы ни случалось, дядя неизменно держался ласково и спокойно, никогда не позволял себе резких слов и выглядел подобающе. С малых лет наследный принц восхищался им и всячески почитал. И хотя молодому человеку уже исполнилось восемнадцать, а сам он умел натянуть самый тугой лук и вести государственные дела аккуратно и тщательно, наследный принц, как и в детстве, оглядывался на дядю и ждал его одобрения.