Моя двадцать третья осень сводила меня с ума. После пяти бесконечных лет в Университете я наконец-то собирался немного расслабиться, но не тут-то было, ожидания о скорейшем и беспроблемном написании диплома улетучились подобно дыму. И, конечно, я был далеко не первым человеком, решившим совмещать диплом с устройством на работу, но в моей голове всё рисовалось куда как проще.
Да-да, пусть кто-то и найдёт это не соответствующим моему возрасту, но именно в двадцать три я впервые устроился на настоящую работу с восьмичасовым рабочим днём, договором и короткой записью в трудовой книжке. И ещё униформой, правда, до меня её успела поносить плеяда таких же, как и я людей, выполнявших ту же самую работу за те же самые маленькие деньги.
Возможно, всех удивит, что человек, идущий на красный диплом по инженерной специальности, выполнивший в далёкой юности КМС по спортивной гимнастике, владеющий навыками проектирования и моделирования, сумел устроиться обычным официантом в забегаловку. Мне поначалу тоже не давал покоя этот, казалось бы, очевидный парадокс, однако я успел к нему привыкнуть. К тому же в голове я всегда держу мысль о том, что это лишь временная мера, что это до той поры, пока у меня на руках не появится долгожданный диплом.
Наивно предполагать, что как только это произойдёт, то передо мною сразу раскроются все двери этой жизни и голове станет дурно от нахлынувших со всех сторон перспектив, но подобные рассуждения служат весьма неплохим оправданием моему нынешнему месту работы.
Сказать по правде, я просто устал. Устал сидеть дома и чувствовать себя обузой для окружающих, с каким энтузиазмом я приступал к процессу поиска работы! С каким пылом составлял резюме, подробно перечислял в нём свои практики и стажировки, некоторые из которых я сумел провести в очень даже экзотических местах! Рассылал заявки, составлял сопроводительные письма, рекомендовал себя по всем фронтам… вот только уходило всё это в никуда.
А я сидел и продолжал ждать. Дни сменялись, во мне копилось напряжение, я чувствовал себя большим ярмом, тащить которое забота других, а предательский телефон хранил молчание. Видимо, спрос на инженеров-проектировщиков авиационного направления был не столь обширным как нам на протяжении пяти лет рисовали всевозможные профессоры и доценты.
Отрицать не стану, несколько приглашений я всё же получил, вот только проку от них особого не было. Складывалось впечатление, что приглашали меня исключительно для галочки, просто хотели на меня посмотреть, но не более. Поникший энтузиазм воспылал новой надеждой и после нескольких пустоплотных попыток окончательно перегорел. Интересно, люди из отделов кадров хоть какое-нибудь время держали в голове мою кандидатуру или выбрасывали её из головы, как только за мной закрывалась дверь?
Месяц, целый месяц я просидел на месте, никуда не двигаясь с мёртвой точки. Чем больше дней набирал сентябрь, тем труднее мне давалось терпение. Понемногу я пописывал диплом, в перерывах много и долго гулял, а всё остальное время не отходил от телефона, ожидая того самого звонка, который изменил бы мою жизнь.
В конце концов я его таки дождался в самом буквальном смысле, но до этого мы ещё успеем добраться по ходу моего рассказа.
Глядя на немой телефон, я немало времени проводил сидя со своей гитарой на коленях и чувствуя, как её давно нестиранный ремень пересекает моё плечо. Она имела блестящую чёрную деку, на которой очень заметны были малейшие отпечатки пальцев, узкий гриф и тонкие металлические струны. Шестая имела свойство еле слышно дребезжать на третьем ладу, но этот звук стал мне столь привычен, что я старался вписать его в каждую мелодию, которую учился извлекать своими пальцами.
По краям деки шла окантовка, внешне напоминающая разбитые разноцветные стёклышки, снизу имелся вырез, позволяющей левой руке беспрепятственно дотягиваться до самых высоких нот, а на самом видном месте располагались декоративные цветы, придававшие гитаре слегка экстравагантный вид. И мне это чертовски нравилось.
Это был проверенный временем и мозолями на моих пальцах "Ovation" с выверенным натягом струн и свободно подогнанным ремнём, я знал на нём все лады, любил натирать гриф лимонным маслом и всякий раз расстраивался, чувствуя большим пальцем небольшую вмятинку с обратной стороны грифа.
Играть я любил, но до Джими Хендрикса не дотягивал, да и дотянуть не мог. То, что он вытворял с гитарой, для меня было абсолютно невообразимым, тем не менее с очень давних пор я держал в голове идею записать когда-нибудь свой альбом. Состоять он будет из чужих песен с моими гитарными партиями, простые, узнаваемые мелодии, большинство из которых родились в прошлом веке, без вокала, потому как после нескольких неудачных и полностью провальных экспериментов я принял решение никогда больше не открывать рта, а сосредотачиваться исключительно на инструменте и танце пальцев.
"Несколько неудачных и полностью провальных экспериментов" пришлись на пору старшей школы и первых курсов в Университете, когда несколько таких же, как и я, собирались в одном месте с гитарами и пробовали выдавить из себя немного таланта и мастерства. Ни того, ни другого не наблюдалось, а посторонние наблюдатели видели лишь мальчишек с волосами, падающими на глаза, и невпопад включенными электрогитарами.