Эмиадия, Королевство Динджи
Экран заднего вида показывал только дым.
Ещё мгновение – и камера, дающая изображение, не выдержит температуры, расплавившись в пламени пожара. Мигает красными индикаторами добрая половина правой панели, отвечающей за состояние узлов и агрегатов, назойливо пищат сигналы аварийной тревоги, и в такт им бешено колотится сердце.
На передней приборной доске – экран состояния показывает красным светом весь хвост, лопается от сменяющихся надписей:
«Отказ изменения вектора тяги»
«Утечка топлива из левого бака»
«Отказ рулей горизонтали»
«Отказ рулей вертикали»
«Критическое падение оборотов правой турбины»
«Падение давления в системе гидравлики».
И, наконец, главная.
«Пожар в левой турбине».
Авиалёт падал, сбитый, и правая рука уже ныла от напряжения, оттягивая штурвал на себя, машинально, рефлекторно. Ведь особо верить надписям не приходилось – датчики борткомпьютера не разумны, а попросту логичны. Просто срабатывание на определённом пороге состояния. Просто надпись, вызванная этим срабатыванием. Нет сигнала на оборванных проводах, вот и пишет «отказ».
На самом деле – никакой не отказ, просто хвост отсутствует напрочь.
Экран вида вниз показывает стремительно приближающуюся землю, левая рука лежит на рукояти управления положением закрылков – и тоже на себя, до отказа, машинально, рефлекторно. Закрылки тормозят полёт, увеличивают подъёмную силу крыльев, дают шанс на выживание.
Дотянуть туда, вперёд, где спасение – гигантская ромбовидная рамка Генератора Точки Скольжения уже рядом, виднеется впереди, и аппаратура уже включена: дважды просить диспетчера не пришлось – он человек военный, сам понял, что к чему.
Рука так и чесалась дёрнуть рычаг катапульты – несложный такой жест, красная рукоять слева-снизу кресла, движение на себя – и всё, вот он, казалось бы, выход. Но пилот сбитого перехватчика понимал, что делать этого категорически нельзя: висящий на хвосте противник обязательно расстреляет и лётчика, и парашют.
Всё говорило о том, что целью врага был не просто перехват крылатой машины. Нет, приказ – уничтожить именно человека в кабине.
«Ты же знал», – сказал он сам себе, – «Знал, сколько человек хочет видеть в твоей голове дырку от пули. Знал, и позабыл об элементарной осторожности».
Так что винить в своей неудаче надо было себя и только себя, а вовсе не технику. Техника как раз не подводила: устаревший уже – хоть и модифицированный – перехватчик, знаменитая «семёрка», держался в воздухе чуть ли не чудом. Недаром считался чуть ли не лучшим в своём, лёгком, классе. Другая машина давно уже сорвалась бы в пике или штопор, но «семёрка» держалась, «семёрка» тянула.
«Семёрка» горела, но жила.
На вытекающем из пробитого бака топливе, на одной турбине, кидающей число оборотов то вверх, то вниз – подшипники разбиты ударом взрыва – авиалёт серебристой стрелой в белёсо-зелёном небе всё-таки мчался вперёд, к спасению.
За что правому двигателю, всё ж таки, огромное спасибо. Впрочем, левому тоже – вытекающее масло смешивается с горючим, летящим из форсунок в то, что осталось от турбины, и сливается в чёрный дымный шлейф, вытягивающийся назад, слепящий преследователя.
Тот и рад бы добить смертельно раненую машину, это же так просто – одна управляемая ракета, радару дым нипочём – но нет у него больше на крыльях ракет. Истрачены в равной дуэли, все, до последней, попавшей, всё-таки, в цель – той самой, из-за которой и падает перехватчик.
Можно, конечно, и закончить дело пулемётами. Вот только боезапас у прожорливых авиационных пушек вовсе не бесконечен, мало того, он ещё и израсходован почти полностью. Бить только наверняка, но шлейф дыма, бьющий прямо в фонарь, прямо в стекло кабины, ослеплял и не давал прицелиться.
Можно, конечно, и отвернуть, но при маневре неизбежна потеря скорости, увеличится без того немалая дистанция. Тяжёлый истребитель и так отставал от быстрого и юркого лёгкого перехватчика. Поэтому противник просто выжидал. Правильная тактика. Или горючее с маслом догорят окончательно – и не станет шлейфа, или «семёрка» всё-таки, рано или поздно, но ударится о землю, и у пилота не будет другого выхода, кроме как катапультироваться.
Враг, хоть и рано, но уже засчитал себе победу.
Чихнула правая турбина, едва не заглохнув, снова движение левой рукой – выровнять машину хотя бы закрылками, пока в гидравлике есть ещё масло, чтобы компенсировать просевшую аэродинамику из-за потери левого двигателя, чтобы не тянуло влево, чтобы не сойти с курса.
Пилот смотрит на хронометр на главном экране навигационного компьютера – до Генератора каких-то сорок тарнов лёта. Местная единица времени, ставшая уже роднее и привычнее, чем земная секунда.
Тридцать пять. Засвистела правая турбина, вышла на рабочие обороты, правило гироскопа всё-таки поставило вал по центру разбитых опорных подшипников. Добавился красный огонёк на правой панели – всё.
«Нижний уровень в масляном баке».
Шлейф становится тоньше, сейчас остатки масла из системы вытекут наружу окончательно. Скоро начнёт греться правая турбина, трение расширит металл вала, а подшипники… Бешено колотится сердце. Рука ноет на штурвале от напряжения, машинально, рефлекторно оттягивая его на себя, словно хвост ещё есть, словно ещё можно управлять полётом. Но…
