I.
– Совершенно ничего не узнаю, – пожаловался я, – Вот ничегошеньки! Рейхстаг, и тот какой-то неправильный!
– А ты чего хотел, – отец фыркнул. Сто двадцать лет прошло, да и здание только строится!
Мы с отцом были в Берлине всего за несколько месяцев до того, как начались наши межвременные и межпространственные приключения. Мне исполнилось тогда пятнадцать, и возникла идея отпраздновать этот «юбилей» в столице ФРГ – у отца тогда внезапно образовалась редакционная командировка, и грех было не воспользоваться подвернувшимся случаем. Дело, помнится, было, как и сейчас, в сентябре; погоды в Берлине стояли почти что летние, на календаре значился воскресный день, и огромная зелёная лужайка, носящая название «Площадь Республики» была заполнена кучками студентов и отдыхающих. Повсюду мелькали группы темнокожих мигрантов – турок, арабов, негров, афганцев – и законопослушные берлинцы косились на них с подозрением и опаской. Я представил себе этих темнокожих бедолаг здесь, на выскобленной до неестественной чистоты брусчатке Кёнигсплац, под носом строгих, как армейские фельдфебели, полицейских – и мне стало весело. Дорого я дал бы, чтобы посмотреть, как эти, прости господи, страдающие и угнетённые попытались бы справить нужду на газонах и палисадниках столицы Второго Рейха…
Отец воспринял мою фразу как предложение вернуться к роли туристического гида – занятию, которому он предавался с момента нашего приезда в Берлин.
– Так что совершенно ничего удивительного, Странно было бы, если бы ты тут чего-нибудь узнал. Вон там, – он показал на одетое в строительные леса здание, в контурах которого угадывался силуэт одного из будущих символов Берлина, – раньше стоял дворец какого-то польского графа, состоявшего в королевстве Пруссия на дипломатической службе. А в семьдесят третьем на площади воздвигли Колонну Победы, в честь трёх победоносных кампаний Пруссии – датской в 1864-м, австрийской, двумя годами позже и, наконец, франко-прусской войны. Позже, зданием Рейхстаг достроили – на месте во-вон того фонтана в виде восьмиконечной звезды, возвели национальный памятник Бисмарку, а уже при Гитлере и статую и колонну переместили в парк Тиргартен, где они и пребывают по сей день.
Я едва сдержался, чтобы не заявить: незачем цитировать «Википедию», я и сам всё прекрасно знаю, недаром всю дорогу в купе поезда Петербург-Варшава-Берлин изучал «Путеводитель по Берлину и его окрестностям», приобретённый в одной из петербургских книжных лавок. Эта книжечка с золотым тиснением на терракотово-красном переплёте была издана здесь, в столице Германии, о чём извещала её владельца надпись на титульном листе: «Изданiе книжнаго магазина Штура (Владѣлецъ Генрихъ Каспари). Здесь же имелась «фирменная» картинка, изображающая птицу марабу, сидящую, свесив голенастые ноги, на стопке книг с этикеткой, украшенной инициалами владельца – «НК». Книжка действительно приводила подробные описания, снабжённые недурными фотографиями, из которых я и почерпнул все эти полезные сведения.
Фонтан действительно имелся – там, где ему и полагалось, в середине большого овального газона, разделённого пополам дорожкой из брусчатки. Близость строительства сказывалась на этой недавно ещё безупречной детали городского пейзажа: трава носила следы башмаков рабочих и тележных колёс, аккуратные кустики, окружающие газон, были безнадёжно попорчены, повсюду громоздились штабеля кирпича, досок и прочих стройматериалов. Я усмехнулся: в родимом Отечестве всё это добро наверняка навалили бы грудами а здесь – всё ровно, чинно и аккуратно. Вон, даже голуби копошатся в травке, будто и не стройка под боком…
Я выудил из сумки половинку булки, оставшейся от завтрака, раскрошил и стал бросать голубям. Раздалось многоголосое курлыканье и десятка два «крылатых крыс», ка называл этих птиц отец, немедленно слетелись на подачку.
Он, увидав, чем я занимаюсь вместо того, чтобы внимать его лекции, поморщился, но промолчал. Я подошёл к голубям поближе – они нисколько меня не боялись – и продолжил благотворительную акцию, и тут за спиной раздалось грозное «Битте!»
Я обернулся. Шагах в десяти, на брусчатке, с которой я только что имел неосторожность сойти, стоял господин в сине-сером мундире с двумя рядами блестящих латунных пуговиц. Голову его украшал чёрный с начищенным до блеска одноглавым имперским орлом пикельхауб, на боку висела сабля и блестящих металлических ножнах. Глаза из-под сурово сведённых бровей сверлили меня с неодобрением.
Ну как тут не рассмеяться? Предупреждал же Джером К. Джером в своей повести «Трое на велосипедах», которую я вместе с путеводителем проглотил в поезде (на планшете, поскольку издана эта занимательная книжица будет только чрез десять с небольшим лет): у немецкого полицейского всегда найдётся пункт инструкции, согласно которому можно оштрафовать беззаботного туриста!
– Добрый день, герр… э-э-э… вахтмайстер, так, – Я покосился на погоны на плечах блюстителя порядка, изо всех сил удерживаясь от неподобающей улыбки, – Я что-то нарушил?..
