Тетя Маша Крокодил по отношению к себе вызывала у людей смех, ее и вспоминали для сравнения, чтобы посмеяться. Бесформенная фигура, низкий рост, неказистая походка, коротенькие и толстенькие ручки и ножки заставляли прохожих приглядываться к ней уже издали, она притягивала к себе взгляд. Даже самый равнодушный человек окидывал ее внимательным взором, а потом долго улыбался, смотря ей вслед.
Я относилась к ней приблизительно так же, проходила мимо, приветствуя небрежным кивком головы, пока жизнь не свела нас ближе. Тетя Маша поселилась в одном со мной подъезде, я жила наверху, а она наискосок от моей квартиры на нижнем этаже. В ту памятную зиму мой сынишка часто болел. В детсад, как проклятье, неустанно проникала какая-нибудь кожная зараза, и родители вынуждены были пережидать карантин с детьми дома. На работе я появлялась не чаще двух-трех дней в месяц, в остальные дни приносила больничные листы или, того хуже, неоплачиваемые справки. Меня кое-как терпели, но косые взгляды сослуживцев, потеря заработка и вынужденное безделье хорошего настроения не добавляли.
В один из зимних дней ко мне и забрела в гости тетя Маша – попроведать. Она принесла с собой и гостинец, большое сито с подсолнуховыми семечками. Мы незаметно разговорились. Смешная на первый взгляд женщина поразила меня глубиной и продуманностью своих мыслей, простой и одновременно мудрой жизненной философией. А мой сынулька каждое утро с радостью и восторгом ожидал ее прихода.
Трудно сказать, сколько тете Маше было лет, доподлинно этот факт неизвестен. Она и двадцать лет назад выглядела точно так же. Ясным оставалось только одно, что муж Паша был гораздо моложе ее, может быть, отчасти поэтому она свой возраст старательно скрывала. Но Пашу это нисколько не интересовало, они как-то умудрялись жить душа в душу.
Однажды к Паше откуда-то издалека приехал в гости родной брат. Увидев Машу, пораженный ее обликом, он, как говорили впоследствии люди, «офигел». Долго оглядывал ее орлиным взором, но, надо сказать, Маша от его взглядов не смутилась, безобразнее или красивее тоже не стала. Брат не выдержал длительного ее созерцания и на другой день поутру потихоньку уехал, а потом через некоторое время написал родственникам письмо, которое начиналось словами: «Здравствуй, Паша и Маша Крокодил!». Паша заинтересованности никакой не выказал к злостным братниным словам в адрес жены, а вот Маша крепко обиделась, пожаловалась ненароком одной-другой-третьей кумушке, с тех пор и стали называть ее все от мала до велика тетей Машей Крокодилом.
Паша, как утверждали хорошо знающие его совхозные механизаторы, обладал олимпийским спокойствием. Он никогда и никуда не торопился, ни разу не ускорил свою неторопливую поступь и ни на кого, даже на собаку, не повысил голоса. Рассказывали о нем такой случай. Однажды летним поздним вечером трактористов с поля собирал бригадир на крытой брезентом машине, чтобы развести по домам. За Пашей, зная его кропотливый характер, заехали последним рейсом. В кузове машины сидело уже два десятка грязных, злых и донельзя уставших механизаторов, которым домой попасть шибко не терпелось, чтобы смыть с себя грязь, поужинать и хоть немного отдохнуть перед новым рабочим днем. Паша не торопясь собрал инструмент, столь же копотливо разложил его по своим местам, медленно оделся и стал закрывать кабину трактора. Пошел дождь. Мужики начали Пашу громко и нервно материть, грозясь уехать без него. Но он привычным спокойным шагом под проливным дождем молчком неспешно дошел до машины, не обращая никакого внимания ни на дождь, ни на грозные окрики. После этого случая Пашу стали ждать в абсолютной тишине, нервы тратить попусту и горло драть понапрасну никто больше не хотел.
Паша для Маши был центром Вселенной. Она любила все то, что любил Паша. Он ходил у нее неизменно чистый, прибранный и сытый. Что бы Паша ни захотел, это было в короткий срок у него на столе. Маша одним вниманием своим и уходом вылечила мужу язву желудка, тот годами о болезни не вспоминал, только иногда с перепоя, да и то недолго. Зимой, когда у механизаторов появлялись выходные и нормированные рабочие дни, Паша и Маша вместе отдыхали. Они сидели друг против друга и молчали.
– Паш, а Паш? – вопрошала мужа Маша Крокодил.
– Че, Маш? – охотно откликался Паша. И они опять подолгу молчали далее. Их краткие диалоги пересказывались на все лады и пересмеивались, но семейная пара к пересудам не прислушивалась, они жили счастливо, им было хорошо друг подле друга.
В начале нашего сближения, когда Маша Крокодил заходила ко мне в квартиру, ее маленькие глазки долго и недоверчиво, словно бы прощупывали меня, будто она хотела убедиться, не буду ли я над ней насмехаться. А после ревизии она успокаивалась, что-нибудь рассказывала из деревенских новостей, а чаще всего возилась с моим пятилетним малышом.
– Тетя Маша, – останавливала я ее испуганно, – у ребенка заразная кожная болезнь, она передается через прикосновение.
