(Памяти Б. Виана.)
Июльское солнце в этом году было щедро на температурный креатив в атмосфере нашего района. Район в протоколе Миннезингеров был под номером 248.
Так мне во всяком случае казалось, когда я сидел на кухне в своей однокомнатной квартирке на первом этаже, и допивал вторую бутылку пива. Не буду называть марку, чтобы не провалилась реклама на телевидении, а то уже полтора месяца ходят слухи, что они хорошо заплатили этому помойному теле-канальчику, чтобы толкнуть псевдо-хмелевый суррогат. Хорошо, что я ещё догадался подержать пиво в морозилке час: пить ледяное сейчас – и в самом деле создавалась иллюзия, что это – вещь и, что от него получаешь удовольствие, даже не взирая на слегка шибающий в нос привкус горелой резины. Тем более в такую жару: квартиры из модернизированного гипсокартона, сляпанного на скорую руку – наш 18-тиэтажный блок-хаус прогревались так, что не помог бы и пропеллер от самолета, если б его использовать в качестве охлаждения раскалённого, спёртого, душного воздуха в этих, мало пригодных для проживания, домино-коробках.
Что температура на улице – «о-го-го!» – возвращаясь к первой фразе, то есть далеко за плюс сорок градусов, к каким смело можно прибавить ещё двадцать, да десять накинуть сверху, я понял потому, что у заморенных жарой, сидящих на проводах, как скарабеи на куче навоза, птичек, перья ни с того ни с сего начинали дымиться, того и гляди готовые вспыхнуть, и пичуги орали от боли благим матом, с кем случилось такое несчастье, и клином бросались в резервуары с холодной водой специально предназначенные для разбрызгивания на городские тротуары; асфальт тоже размякал и становился как йогурт, и в некоторых местах начинал дымиться; такие места, граждане, будьте внимательны, обходите стороной, иначе от солнечного жара накатывающего сверху, и поднимающегося от асфальта, может треснуть черепушка – копытом дикого мустанга вам в грызло.
Поставив пустую бутылку под стол, приглушив модем в теменной доле головного мозга, настроенный на ультразвуковую волну, съев бутерброд с маслом и куском слабосолёной тихоокеанской сельди, предварительно прижав безымянным пальцем её хвост, чтобы не двигался, не возил по маслу, пачкая мне пальцы, которую, кстати, сельдь, я поймал сачком в районе Каймановых островов, в самый джекпот косяк проходил, очень удачно получилось, и её надо было обязательно съесть, а то при такой жаре она могла и стухнуть, даже в холодильнике, я что, зря три часа на баобабе сидел, закидывая удочку в пролив где поглубже, хорошо местные и залетные обезьяны, наблюдающие за моими неудачными манипуляциями с удилищем и жарко комментирующие мои действия на своем обезьяньем языке очень напоминающем иностранный диалект, а некоторые и снимающие на смартфоны, чтобы выложить потом в соци-индатруанальных сетевых затонах в тик-токе для продвинутых мартышек (они там морды корчат на радость другим мартышкам, лайкующим им не по-детски), вдруг заорали хором, когда одна из обезьян в желтых лосинах – чтоб мне квазимода приснилась – такая назойливая, и в топике от зурбагана, засекла в бинокль, как огромный густой косяк сельди зашёл в узкий пролив: с правой стороны рос баобаб, где я сидел на самой толстой нижней ветке, а обезьяны сплошь облепили все остальные ветви древесного исполина. И вот они загалдели на нескольких языках: смотри, чувак, вон идёт косяк сельди, а одна обезьяна, меня, говорит, Бриджит зовут, я прямо из города Парижа, в кино там снималась в главной роли, а теперь в тик-токе торгую фейсом*, – у меня хорошо получается на текущий момент, самый высокий рейтинг среди мартышек я прилетела на личном суперджете, собранном на мебельном комбинате имени Кантимира Бичунковского, – очень возбудилась от азарта и свалилась прямо в воду, но всё-таки успела в полёте удачно селфануться-факануться. Тут косяк, не рассчитав ширину пролива, уплотнился до такой степени, что многих начало выдавливать из воды. Жирные селёдки, по жирности не уступающие любителям детективно- помойного жанра, десятками стали выпрыгивать из воды по собственной инициативе. Видя такое дело я бросил удочку, схватил сачок, – они прямо сами в него валились, успевай вовремя подставлять, спасибо мартышкам вовремя подсказали. Да и то положа руку на сакральный орган – они тоже на этом селфи хайпанули круто для яндекс-дзена, тик-тока и лайки. Так что вернувшись с островов я не только на тропическом солнце подзагорел до волдырей, поел игольчатых скатов под соусом из тропиканки и попил мальвазии с местными аборигенками, изучая экзотический загар кончиками пальцев на их гибких, стройных, пахнущих морем, водорослями и баобабами, телах, но и привёз рыбы, самолично пойманной, забив ей полхолодильника – третьего дня дело было.
Ещё и холодильник «Свияж» 1975 года выпуска у меня с норовом, и не всякий более- менее годный к употреблению продукт позволяет класть в своё ледяное, как пещера в вечной мерзлоте, нутро, сердитым гудением предупреждая, дескать вот этому продукту там какому-нибудь просроченному йогурту нечего делать, убирай немедленно, а то повышу температуру до плюс десяти и остальные продукты испортятся. Такой видимо на заводе сделали холодильник, ведь говорила мама моему отцу, когда они его собирались купить: « Отец, давай другой купим, видишь табличка висит на ручке: «экспериментальный», за последствия разработчики не отвечают!
