В 2016–2017 годах я опубликовал две небольшие работы «Чья власть честнее?»[1] и «Совместить несовместимое»[2]. Они носили прикладной характер, явились частичным ответом на стоящие перед политической системой страны вызовы и содержали практические рекомендации. Работы вызвали дискуссию, в том числе и по теоретическим вопросам. Должны ли быть границы политического и идеологического плюрализма и кто их устанавливает? Должно ли функционирование партийной системы модерироваться элитами или развиваться спонтанно, действительно ли власть в демократических странах принадлежит народу или это фикция, и кто, в конце концов, обладает верховной властью в западных обществах, и не только западных, какие модели власти существуют в мире? Так родилась идея написать расширенные комментарии к этим двум маленьким публицистическим работам. Из них и появилась книга «Тектоника власти».
В научной литературе используют различные семы, относящиеся к понятию власти. В.Ф. Халипов пишет об аксиологии власти, морфологии власти, мифологии власти, эстетике власти, этике власти, логике власти, грамматике власти и т. д.[3] Поэтому я посчитал возможным использовать термин «тектоника» применительно к власти, так как он в наибольшей степени характеризует власть одновременно и как систему, и как процесс.
Собственно, дискуссионные вопросы сгруппировались в нескольких блоках.
В первом блоке я утверждаю, что публичная власть не тождественна государственной, государственная власть лишь одна из её ипостасей, а Центр верховной власти может находиться вне власти государственной.
Во втором блоке пришлось доказывать, что в западных так называемых плюралистических обществах также есть единый центр власти, который многие политологи отрицают.
Третий блок дискуссионных вопросов касается места Президента в российской системе публичной власти. Я считаю, что он и должен быть Центром верховной власти (далее будет использована и аббревиатура ЦВВ) и в этом качестве модерировать духовное и политическое пространства.
Что касается ещё одного направления дискуссии, то пришлось давать ответ сторонникам ортодоксальных представлений об источнике и носителе верховной власти и принципах организации публичной власти, так как оппоненты упрекали меня в игнорировании народного суверенитета и разделения властей, отказе народу в праве на власть, отрицании плюрализма, демократии и т. п. Поэтому третью главу я счёл необходимым посвятить ценностным аспектам организации и осуществлению власти.
Предлагаемая структура работы невольно воспроизвела предложенный Стивеном Льюксом способ анализа власти, «который в одно и то же время ценностный, теоретический и эмпирический»[4].
Я отстаиваю точку зрения, что в любой государственно организованной социальной системе существует верховный центр власти. Существует он и в западных обществах, несмотря на то, что его тщательно пытаются скрывать, и тонны бумаги истрачены на доказательство отсутствия такового. Именно центр власти осуществляет модерацию политических и информационных процессов в обществе, в том числе и в западных обществах. Под модерацией я понимаю один из способов управления общественным сознанием и политическими процессами. Я противопоставляю термины «модерация» и «диктат». Под первой я понимаю аккуратную, но необходимую коррекцию естественных процессов. Диктат же предполагает полное подавление процессов саморегуляции. Модерация используется в демократических, плюралистических обществах, диктат – в авторитарных. Цель модерации состоит в поддержке людей и организаций, работающих на развитие страны и, соответственно, в нейтрализации тех, кто этому препятствует.
По моему мнению, Центр верховной власти в лице Президента до конца не выстроен, и Россия должна «достроить» свою систему власти, институционализируя этот центр власти, его функции и полномочия, определить его признаки. Нам необходимо избавиться от иллюзорных представлений об организации власти в западных демократиях, перестать стесняться модерировать собственное политическое и медийное пространство, правильно определив границы плюрализма, исходя из национальных интересов. При этом ни в коем случае речь не идёт о возвращении к однопартийной политической системе, «схлопыванию» плюрализма как такового, речь идёт о разумном определении границ полей политического консенсуса и политической борьбы.
В своих теоретических построениях я опираюсь на концепции власти как функции любого организованного коллектива, на принцип моноцентризма из теории систем, на тех авторов, кто не занимается демагогической апологетикой, а честно выявляет особенности организации власти и её осуществления в человеческом обществе, независимо от их политической ориентации. Хотя каждая из использованных концепций небесспорна сама по себе, я не рассматриваю аргументы их противников, оставляя несогласному читателю возможность спорить с их авторами.
Я считаю, что в современной российской юридической литературе избыточное внимание уделяется принципу «разделения властей» в его западном «горизонтальном» понимании. В то же время наследие русской дореволюционной юридической науки, плодотворно исследовавшей разделение властей «по вертикали» на верховную и управительную (по Льву Тихомирову), сегодня практически забыто. А между тем именно в «вертикальном» разделении власти можно найти ключ к решению актуальных проблем организации публичной власти в современной России. Примечательно, что уже в Древней Греции на понятийном уровне существовало «разделение властей». «Архе» означало власть, данную богами и потому безусловную, абсолютную и безраздельную, не подвергаемую сомнению, которую нельзя изменить и переизбрать. А «кратос» означает власть, данную не богами, а «земными силами», а потому она может быть сменяема. Это своеобразное разделение на верховную и управительную (оперативную) власти, о котором я пишу в этой работе.
