Введение. Первые уроки бабушки-колдуньи
– Не трогай слезинку, миленький, – спокойный, добрый голос бабушки останавливает мою руку, зажавшую стебелек ромашки. – Она еще не все взяла от земли.
Бабушка сидит, поджав под себя ноги, и лечит соседку, тетю Веру. Тетя Вера не может ходить: у нее паралич. Она лежит на земле, а бабушкины пальцы (ох уж эти пальцы – тонкие, живые) пробегают по спине, что-то давят, мнут, раскладывают лепестки растений и камешки.
Тетя Вера со своим мужем дядей Сережей и сыном, моим ровесником, пятилетним Сашкой, в этом году купили дачу недалеко от нашей. Два года назад соседка попала под машину и с тех пор не ходит. Бабушка взялась ее лечить, и уже неделю тетя Вера живет у нас.
Бабушку Аню называют колдуньей. Почему? Ведь в книжках, которые она мне читает, колдуньи злые, а бабушка добрая. К ней всегда приходят люди со своими заботами, проблемами, болью. Я играю рядом. Бабушка занята. Мне кажется, что каждый ее палец живет собственной жизнью. Она не смотрит в мою сторону, но все замечает. Вот и сейчас:
– Не трогай слезинку, миленький.
– Почему слезинку, ба?
И течет сказка…
Жила на свете фея. Там, где она появлялась, оживала природа, деревья поднимали засохшие ветки, расцветали удивительные цветы. Люди и звери приходили к ней за исцелением. Никому не отказывала, говорят, даже мертвых могла оживить.
Полюбила фея молодого пастуха. Прилетит, бывало, на луг, где тот пасет стадо, спрячется в кроне дерева и слушает, как он играет на дудочке.
Голос бабушки, тихий и ровный, завораживает, заставляет прислушаться, словно покачивает и убаюкивает…
– Нет, – в сознание врывается голос Учителя.
Я вздрагиваю. Рука, уже готовая положить снадобье – порошок из шкуры змеи, – замирает.
– Нет, это холод, смерть.
– Учитель, но я делаю все по прописи.
– Ты работаешь без сердца, твое сердце далеко, ты грезишь, а пропись мертва.
Сухая рука комкает лист с древними письменами, над которыми я корплю уже шесть недель, и бросает в жаровню. Листок тут же вспыхивает синеватым пламенем.
– Учитель, но…
– Иди к себе, вспоминай. Сегодня ты не можешь работать.
Спорить бесполезно, я ухожу. Серые стены кельи. Туман за узким окошком. Сожженный лист манускрипта тысячелетней давности. Голос бабушки, руки Учителя… Все перемешалось в сознании, голова раскалывается. Я сжимаю виски, ложусь на жесткую деревянную койку и продолжаю грезить.
Много позже я спросил Учителя, зачем он уничтожил старую пропись. Он улыбнулся. Улыбка у него удивительная: не дрогнет ни один мускул, но все лицо будто озаряется изнутри, и мягкое голубое сияние охватывает голову. Так ответил он на мой вопрос:
– Лист – это всего лишь лист, хоть и старый. А пропись – всего лишь знаки, ведь ты их тогда не понял. На старом рождается новое. Нельзя жить чужими мыслями, нельзя говорить чужими словами, нельзя делать чужими руками. Можно лишь взять общую идею, осмыслить и выполнить так, как можешь только ты.
Я продолжаю грезить. Что же там было? Ах да, бабушкина сказка…
…Слушает фея звуки дудочки, и затихает ветерок, замолкают деревья и травы. Даже само солнце замедляет ход. Никто не хочет потревожить лесную фею. А уведет пастух свое стадо, покажется она, проведет руками над примятой травой, и поднимется каждая травинка, каждый цветок распустит свои лепестки и приготовится ко сну, чтобы с утренней росой получить благословение Божье – новую жизнь.
– Как ты, бабушка?
– Да, миленький, совсем как я.
Бабушкины руки делают странные пассы в воздухе над лежащей женщиной, а я, словно завороженный, смотрю, как розовеет кожа и волнами пробегает дрожь по телу больной.
– Ой, ба, твои пальцы светятся!
– Поиграй, миленький, – бабушкины губы улыбаются, но глаза остаются серьезными. Кажется, что каждый предмет, каждого человека она видит насквозь.
Я замолкаю, следя за происходящим широко открытыми глазами. Воздух под бабушкиными руками начинает искриться. Становится видимым, как в жару над асфальтом. Из пальцев бабушки вытягиваются тонкие лучи, при движении они переплетаются в замысловатую сетку. Бабушка останавливается, щелкает пальцами, женщина вскрикивает.
– Подожди, милая.
Бабушка берет баночку и обтирает тело соседки росяной водой.
– Ну а теперь вставай!
– Анна Георгиевна, да что вы!
– Вставай, вставай! Ишь, разлеглась, совсем обленилась, пока болела, – бабушка улыбается, шлепает тетю Веру по раскрасневшейся спине.
