Когда Дирк Ваайен, хозяин судна "Вурн", находился в пяти днях пути от острова Целебес, произошло странное событие.
Почти неделю голландец бездействовал с грузом какао, тростникового сахара, трепанга, кофе из Манадо, несколькими мешками мускатных орехов и другими продуктами архипелага, однако без каких-либо происшествий, о которых стоило бы рассказать, как вдруг впереди в море показался странного вида бочонок с мачтой и косым парусом, и все заволновались. Несколько крепких парней втащили бочку на палубу, рассчитывая на приз, но были разочарованы, обнаружив, что в ней всего лишь хлопчатобумажная ткань, в которую был аккуратно завернут грязный, заляпанный водой документ, написанный на языке, который никто не мог понять. Даже сам капитан Ваайен не смог прочесть ни слова, несмотря на свой мудрый взгляд и клубы дыма, которые он время от времени пускал над пачкой. Если бы он доверился мне, своему единственному англоговорящему пассажиру, я, по крайней мере, мог бы объяснить ему важность этой бумаги, даже если бы не смог сделать дословный перевод; но капитан угрюмо отнес сверток в свою комнату. Возможно даже, что он не понял, что это было написано на английском языке. Как бы то ни было, я был удивлен, когда по прибытии в Гаагу, где закончилось наше плавание, бумагу мне сунул в руки сам Ваайен, причем без единого слова объяснения. Полагая, что это всего лишь записи о каком-то несчастном судне, затонувшем в Южном море, я отложил пакет в сторону, не разворачивая его в течение нескольких недель. Когда же я это сделал, то был поражен его содержанием и немедленно отправился на поиски капитана "Вурна", но он ушел в очередное из тех бесконечных плаваний, продолжительность которых не смогла определить даже компания. Будучи уверенным, что на этот документ никогда не будет предъявлено никаких прав, и потрясенный глубиной его содержания, я предлагаю его вниманию общественности, будучи убежденным, что в истории нашей планеты нет ничего и наполовину столь поразительного, как содержащееся в нем откровение.
К сожалению, этот документ не может быть приведен полностью; пропуски, отмеченные звездочками, являются результатом повреждения соленой водой рукописи, что сделало ее неразборчивой в тех местах; общее количество потерянных таким образом страниц составляет более ста.
Ниже приводится точный перевод поддающихся распознаванию частей бумаг Этлбриджа, переданных мне капитаном "Вурна".
Я буду писать вкратце о прошлом и более тщательно о настоящем. О прошлом, чтобы наша личность могла быть установлена на основании определенных событий, которые наверняка многие вспомнят, если мы потеряемся. О настоящем – по причинам, которые станут очевидны по мере того, как я буду излагать дальше.
Утром 16 ноября 1894 года я проснулся и обнаружил себя сидящим на узкой железной кровати в маленькой, плохо обставленной комнате. Обои на стенах покрылись плесенью, а потолок обесцветился от дыма. Я не мог вспомнить, где нахожусь, и громко позвал:
– Торренс!
Сонный ответ напомнил о сложившейся ситуации и заверил меня, что все в порядке. Торренс, который был моим братом-близнецом, занимал соседнее с моей кроватью место на противоположной стороне комнаты. Не желая его беспокоить, я тихо лежал и наблюдал за приближением рассвета через маленькое окно с венецианскими жалюзи, коленчатыми и сломанными. Позже я сам был разбужен проклятием, донесшимся с соседней кровати. Проклятие было размашистым, направленным на город, и сконцентрировалось в более насыщенном виде, когда достигло своего апогея – комнаты. Я улыбнулся и перевернулся.
– Рад, что ты наконец-то проснулся, – отважился сказать я, заметив, что он осматривает комнату с отвращением, равным моему собственному. Это был наш первый опыт знакомства с Лондоном. Мы были американцами и только что высадились. Торренс зевнул и заявил, что не спал всю ночь, несмотря на мои уверения, что он позорно храпел.
– Интересно, когда старушка потребует свою плату за все это убранство, – сказал он, ощупывая качество простыней и удрученно глядя в потолок. Действительно, мы имели право чувствовать себя удрученными, имея мало денег и не имея друзей в чужой стране.
– Она хочет получить ее как можно скорее, – ответил я, проконсультировавшись с хозяйкой дома по этому вопросу накануне вечером. – На самом деле, она сказала мне вчера вечером, когда мы поднимались по лестнице, что обычно требует, чтобы ее жилье было оплачено заранее, но поскольку мы американцы, она не будет настаивать, хотя она верит, что мы сможем рассчитаться за день или два.
– Она слишком доверчива. Возможно, мы вообще не сможем ей заплатить! – зевнул Торренс.
– Не говори так, ты меня пугаешь! – воскликнул я.
По правде говоря, я никогда не был таким смелым, как Торренс, который походил на меня только внешне, и когда он упомянул о нашем нищенском положении и его возможных последствиях, я содрогнулся. Инстинктивно я взглянул на два скромных сундука у стены и подумал, что в них хранится большая часть нашего имущества. Я знал, что в обоих не хватит денег, чтобы оплатить наш обратный путь в Нью-Йорк, когда те небольшие деньги, которые мы взяли с собой, будут потрачены. Кроме того, мы сожгли мосты и должны были смотреть вперед.
